медсестер. Я думала о том, где бы попробовать их спрятать, но, спрячь я их под матрасом или в носок, лежавший в комоде, все стало бы слишком очевидным. Поэтому я решила не прятать их, и до сих пор это работало. Вместо того чтобы припрятать их где-нибудь, я заложила их между страницами своего закрытого альбома, небрежно лежащего на кровати или на комоде, там, где его может увидеть каждый. Никто к нему не прикасается, здесь действуют правила относительно личных вещей. Каждый видит, что это просто безобидный альбом для эскизов, который лежит на видном месте, но никто не догадывается, что мой альбом полон опасности. Не только из-за пилюль, разбросанных по одной из страниц и накрытых сверху листом бумаги, похожих на дорожку, усеянную яркими цветными камешками, ведущую туда, где намного, намного легче. Но мысли, переданные карандашом на этих страницах, тоже опасны. Я стараюсь фиксировать мысли, возникающие у меня в голове. Ванна, наполненная водой, и осколки зеркала, разбросанные по полу, отблески полицейской сирены в комнате, окрашивающие все в синий цвет, и толпа людей, рвущихся вперед с протянутыми руками, которые хватают меня, желая разорвать на части. И я с закрытыми глазами, каждой клеточкой своего существа жаждущая покоя. Душевного и духовного покоя. Вот о чем я молюсь.
17
Воскресный обед в Ромфорде, как было заведено у жителей на Хиллкрест-роуд, был важным делом. Ее родители достали лучший китайский фарфор, смахнули пыль со стульев от гарнитура, которые хранились в сарае, и поставили на стол бокалы для вина и вазу с сорванными в саду цветами. Корал, она знала об этом, ставила галочки в своем списке, лежавшем рядом с плитой, чтобы быть уверенной в том, что она все успевает. Почистить картофель, проверить; подогреть тарелки, проверить.
Джессика смотрела на своих родителей, на Мэттью и друзей. Все головы были обращены к Лилли, восседавшей, как королева, на коленях у своей бабушки во главе стола. Полли обхватила Топаза за спину, словно тот мог в любую секунду исчезнуть. Неужели они с Мэттью прежде тоже были такими? Она не знала, у кого спросить об этом.
– Она такая обжора, – одобрительно проговорила Корал, когда Лилли вытерла молоко, струйкой стекающее у нее со щеки.
– Со! – внезапно выкрикнула Лилли, размахивая руками.
– Соус! – закричал Роджер. – Это похоже на соус! – Роджер поднял кувшинчик с соусом.
– Определенно, это может быть соусом! – согласилась Корал.
– Соус! Умница. Соус! – присоединился к ним Мэттью, теперь все трое говорили хором. Они завели привычку повторять каждый произнесенный ребенком звук, так, словно это было божественное откровение.
– Бога ради, это не соус, ей всего три месяца, и она не умеет говорить! Она смеется оттого, что пукает, – с улыбкой сказала Полли.
– Я тоже так делаю! – сказал Мэттью. – И пусть ей всего три месяца, но она суперразвитой ребенок, талант!
– Талант, иди в задницу! – заметила Полли, потянувшись за дешевым вином.
– Не в твою ли задницу с херувимчиком на ней, Полли, дуреха ты бестолковая? – спросил Роджер.
– Джессика, не могу поверить, что ты настучала! – завопила Полли, стукнув по столу. Она повернулась к Корал. – Если скажете моим родителям, я погибла! – Полли пристально смотрела на Корал и Роджера, знавших ее с младенчества.
– Ладно, все зависит от того, как ты сегодня вымоешь посуду. – Роджер подвинул к ней поднос с остатками жареного картофеля.
– Но это шантаж! – недовольно проговорила Полли.
– Да. – Протянув руку, Роджер чокнулся с Мэттью.
Полли посмотрела на своего ошеломленного приятеля.
– На меня можешь не рассчитывать! – сказал Топаз, подняв вверх ладони.
Джессике было странно слышать, что ее родственники, несмотря на то что она молчит, болтают и смеются. Они ели и хихикали, уставившись на ее дочь, как будто смотрели телевизор. При этом они подражали ей, вторили ей, превозносили каждый произведенный ею звук и каждое движение. Джессика сидела тихо, стараясь кивать и улыбаться как раз тогда, когда это было необходимо, и пытаясь при этом придумать, как бы сбежать.
Роджер, окончательно измученный, отодвинул от себя чашку с недоеденным пудингом и, расставив пальцы, положил ладонь на округлившийся живот. Он сонно зевнул. Обед выдался на удивление удачным. Ели сочное мясо с идеально поджаренными овощами и домашний пирог, фрукты для которого Корал собрала, потушила и заморозила для такого случая. Лилли передавали из рук в руки, как приз, и никому не забывали подлить вина. Все очень веселились, в сотый раз вспоминая семейные истории, рассказывая их с новыми подробностями, при этом Роджер и Корал сменяли друг друга, излагая каждый свой эпизод. Всем, кроме Топаза, было известно, чем они закончатся, все знали, что Полли случайно окажется в мусорном контейнере посреди соседнего с Ромфордом пригорода Гайди-парк и что Джессика сделает вид, что не знает ее, и пройдет мимо, оставив свою лучшую подругу, застрявшую вверх тормашками среди брошенных матрасов и старых гладильных досок.
– Я до сих пор не простила тебя! – закричала Полли. Джессика посмотрела на Топаза, который теперь держал ее за руку, кажется, у них все налаживалось.
Каждый из присутствующих продолжал ворковать, комментируя все, что делала Лилли, а она отвечала на реплики улыбкой и хихикала, глядя на дедушку, к его огромной радости, широко раскрытыми глазами. Джессика подумала, как чудесно быть такой любимой, и понадеялась, что Лилли, повзрослев, будет всегда помнить это время, то время, когда все, как зачарованные, следили за каждым ее движением, на которое отвечали, радуясь всей душой. Все,
