Помолившись богу
Дуня плачет, завывает
Друга провожает
Друг поехал на чужбину
Дальнюю сторонку
Ох уж эта мне чужбина
Горькая кручина!
На чужбине молодицы,
Красные девицы,
Осталась я молодая
Горькою вдовицей
Вспомяни меня младую
Аль я приревную
Вспомяни меня заочно
Хоть и не нарочно
(VI, 329-330).
Оба текста 'Песни девушек' являются творчеством П, хотя и навеяны фольклорными впечатлениями Михайловского. Однако для автора существенно уверить читателя в их подлинности.
Сменив первый вариант 'Песни девушек' вторым, П отдал предпочтение образцу свадебной лирики, что тесно связано со смыслом фольклорной символики в последующих главах. 'Песня девушек' ориентирована на, видимо, известные П свадебные песни с символикой жениха - 'вишенья' - и невесты 'ягоды'.
Из саду в сад путь-дороженька лежит,
Из зелена тут и проторена.
Кто эту дорожку прошел-проторил?
Проторил дорожку Иванович Алексей
- Ягода Марья, куда пошла?
-Вишенье Алексей, в лес по ягоды.
- Ягода Марья, во что будешь брать?
- Вишенье Алексей, в твою шапоцку.
- Ягода Марья, кому поднесешь?
- Вишенье Алексей, твоему батюшку.
-Ягода Марья, поклонишься ли?
-Вишенье Алексей - до пояску.
(Колпакова Н.
Свадебный обряд на р. Пинеге.
'Крестьянское искусство СССР',
т. 2. Л., 1928, с. 158).
Включение песни в текст EO имеет двойную мотивировку. Упоминание ягод связывает ее с бытовой ситуацией - сбором крепостными девушками ягод в помещичьем саду, символическое же значение мотива связывает эпизод с переживаниями героини.
XLI, 5-6 - Блистая взорами, Евгений
Стоит подобно грозной тени...
Сгущенно-романтическая стилистика этих стихов вводит в текст 'точку зрения' Татьяны. Следующий далее резкий стилистический слом - переход к демонстративно-фамильярной авторской речи - подчеркивает этот эффект, заставляя предполагать существование третьей позиции, возвышающейся над обоими стилями.
13-14 - И погулять и отдохнуть:
Докончу после как-нибудь.
Реминисценция заключительных стихов 4-й песни 'Орлеанской девственницы' Вольтера:
Но мне пора, читатель, отдохнуть,
Мне предстоит еще немалый путь
(Вольтер. Орлеанская девственница.
Пер. под ред. М. Л. Лозинского. М., 1971, с. 81).
Нарисовав картину, полную бытового и психологического правдоподобия, П не только 'подсветил' ее двумя противоположными точками зрения, фольклорной в песне девушек и романтической, принадлежащей героине ('блистая взорами', 'подобен грозной тени'), но и завершил главу резким стилистическим переходом к условной манере шутливого повествования в духе иронической поэзии эпохи барокко (концовка Вольтера, вероятно, восходит к заключительным стихам III песни 'Неистового Роланда' Ариосто). Источники эти были хорошо известны читателю пушкинской эпохи и, бесспорно, им ощущались. Это делает 'я' повествователя в заключительных стихах неадекватным автору.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
La morale est dans la nature des choses.
Necker.
'Нравственность (мораль) - в природе вещей'. Неккер. Неккер Жак (1732-1804) - политический деятель и финансист, в начале французской революции XVIII в. был министром Людовика XVI, отец Ж. де- Сталь. Эпиграф взят П из книги Ж. Сталь 'Размышление о французской революции' (1818), где эти слова включены в следующий контекст: 'Вы слишком умны, сказал однажды Неккер Мирабо, чтобы рано или поздно не заметить, что нравственность в природе вещей' (M-me de Staлl, Oeuvres, XII, p. 404; см.: Томашевский Б. Французская литература в письмах Пушкина к E. M. Хитрово. - В кн.: Письма Пушкина к E. M. Хитрово, 1827-1832. Л., 1927, с. 254-255).
В сопоставлении с содержанием главы эпиграф получает ироническое звучание. Неккер говорит о том, что нравственность - основа поведения человека и общества. Однако в русском контексте слово 'мораль' могло звучать и как нравоучение, проповедь нравственности (ср.: Словарь языка Пушкина, II, 622; 'Не докучал моралью строгой' (I, III, 12) и более позднее: 'Мне граф (Орлов) мораль читал' - Некрасов, 'Суд'). Показательна ошибка Бродского, который перевел эпиграф: 'Нравоучение в природе вещей' (Бродский, с. 206). Возможность двусмысленности, при которой нравственность, управляющая миром, путается с нравоучением, которое читает в саду молодой героине 'сверкающий взорами' герой, создавала ситуацию скрытого комизма.
Строфы I-VI в тексте романа опущены и заменены точками, хотя I - IV из них были уже известны читателю по публикации 1827 г. в № 20 'Московского вестника' (с. 365-367. См.: VI, 646-648). То, что автор исключил уже известные читателям четыре строфы, прибавив к ним номера еще двух, видимо, вообще де написанных, одновременно напоминает о существовании исключенного текста и мистифицирует относительно несуществующего с помощью 'пустых' номеров. Это как бы выводило роман за пределы собственного его текста, показывая, что известный читателю ряд строф и уже, и шире романа подобно тому, как всякий рассказ о событии уже и шире самого этого происшествия. Ср. с отступлением, данным в скобках в гл. LII 'Красного и черного' Стендаля: ('Здесь автор хотел поместить страницу многоточий. Это будет иметь плохой вид, сказал издатель, а для такого легкого произведения плохой вид - смерть...'). Далее Стендаль поместил пространное рассуждение автора и издателя о том, как следует сочетать в романе политику и искусство. Демонстративное введение внетекстовых элементов в текст романа было порождено новаторскими поисками в области реалистической структуры.
VII, 1-10 - Чем меньше женщину мы любим... - Рассуждение, данное в романе как принадлежащее Онегину ('Так точно думал мой Евгений' - IV, IX, 1), - переложение в стихах отрывка из письма П к брату: 'То, что я могу сказать тебе о женщинах, было бы совершенно бесполезно. Замечу только, что чем меньше любим мы женщину, тем вернее можем овладеть ею. Однако забава эта достойна старой обезьяны XVIII столетия' (XIII, 50 и 524).
13-14 - Со славой красных каблуков
И величавых париков.
Высокие красные каблуки были в моде при дворе Людовика XV. 'Красные каблуки' сделалось
