прозванием предреволюционной аристократии. Большие парики были модны в первую половину XVIII века. На рубеже XVIII и XIX в. они уменьшились, а затем вышли из моды и сохранялись лишь в быту у стариков, а также в особо церемониальных случаях (например, как часть дипломатической одежды, в торжественных придворных приемах, в одежде лакеев и пр.).
X, 9 - На вист вечерний приезжает... - Вист - карточная игра для четырех партнеров. Считалась игрой 'степенных' солидных людей ([Н. Страхов] Переписка моды... М., 1791, с. 31). Вист - коммерческая, а не азартная игра, носила спокойный характер.
XI,1- И в сладостный, безгрешный сон... - 'Сон' у П часто употребляется как синоним 'мечты'. Такая синонимия, с одной стороны, поддерживалась специфической семантикой слова 'мечта' в церковнославянском языке ('призрак', 'сновидение'; ср.: 'сонное мечтание' - Церковный словарь [...] соч. П. Алексеевым, ч. IV. СПб., 1819, с. 135), а с другой - наличием единого адеквата во французском языке - 'le reve'.
XII-XVI - 'Проповедь' Онегина противопоставлена Письму Татьяны совершенным отсутствием в ней литературных клише и реминисценций. Комментаторы иногда сопоставляли XIV, 9 - 14, с 'Оберманом' Сенанкура. Сближение это представляется искусственным. Смысл речи Онегина именно в том, что он неожиданно для Татьяны повел себя не как литературный герой ('спаситель' или 'соблазнитель'), а просто как хорошо воспитанный светский и к тому же вполне порядочный человек, который 'очень мило поступил С печальной Таней'. Онегин повел себя не по законам литературы, а по нормам и правилам, которыми руководствовался достойный человек пушкинского круга в жизни. Этим он обескуражил романтическую героиню, которая была готова и к 'счастливым свиданьям', и к 'гибели', но не к переключению своих чувств в плоскость приличного светского поведения, а П продемонстрировал ложность всех штампованных сюжетных схем, намеки на которые были так щедро разбросаны в предшествующем тексте. Светская отповедь Онегина отсекала возможность и идиллического, и трагического литературного романного трафарета. Им противопоставлялись законы лежащей вне литературы жизни. Не случайно во всех последующих строфах главы доминирующей делается тема литературной полемики, разоблачения литературных штампов и противопоставления им действительности, истины и прозы. Однако при наивной книжности у начитавшейся романов героини есть непосредственность и способность к чувству, отсутствующие в душе 'трезвого' героя.
Гимений - см. с. 255.
XVII, 6 - (Как говорится, машинально)... - Машинально выделено курсивом, поскольку воспринималось как шокирующая в поэтическом тексте цитата из разговорного языка. В 1820-е гг. это слово встречалось в бытовом употреблении. 27 ноября 1820 г. Жуковский писал А. И. Тургеневу: 'Тебе надобно [...] любить добро (к которому ты до сих пор был привязан машинально, без наслаждения)' (Письма В. А. Жуковского к А. И. Тургеневу. М., 1895, с. 193). Однако в поэтическом контексте оно воспринималось как резкий диссонанс, цитата из бытовой речи.
XVIII-XXII - Строфы представляют собой полемическое сопоставление литературного культа любви и дружбы и бытовой реальности светской жизни. И идиллическое прославление дружбы и любви, и романтическое в них разочарование как явления 'литературы' сопоставлены с бытовой реальностью с целью разоблачения их условного, нежизненного характера. Противопоставляемая культу пламенных чувств проповедь эгоизма ('любите самого себя' - XXII - 11) также имеет характер не философского обобщения, а практического рецепта относительно того, как себя следует вести в свете (ср. совет брату: 'Будь холоден со всеми; фамильярность всегда вредит' XIII, 49 и 524), чтобы сохранить независимость и личное достоинство. Бросая иронический свет на романтические штампы, голос здравого рассудка сам делается объектом авторской иронии, раскрывающей относительность его истины.
XIX, 1-2 - А что? Да так. Я усыпляю
Пустые, черные мечты...
Строфа, как и следующая XX, начинается имитацией непосредственного и доверительного разговора с читателем. Подражание устной речи достигается введением слов, значение которых целиком определяется интонацией ('А что? Да так', 'Гм! гм!'). Это подчеркивается торжественностью интонации последующей фразы, звучащей как ироническая цитата из какой-то посторонней официальной речи. 'Мечты' - зд.: в исконном церковнославянском значении ложные мнения, обманные призраки. Оценка авторских горьких наблюдений над эгоизмом окружающего света как 'пустых, черных' мечтаний и торжественный глагол 'усыплять' в значении 'опровергать', 'отбрасывать' составляют очевидное стилистически инородное включение в строфу.
3 - Я только в скобках замечаю... - Вводя в текст романа рассуждения о принципах его построения ('метапостроения'), П создавал исключительно своеобразный интонационный рисунок.
5 - На чердаке вралем рожденной... - Смысл стихов раскрывается сопоставлением с письмом П. А. Вяземскому 1 сентября 1822 г.: '...мое намерение было [не] заводить остроумную литературную войну, но резкой обидой отплатить за тайные обиды человека, с которым расстался я приятелем и которого с жаром защищал всякий раз, как представлялся тому случай. Ему по[ка]за[лось][за]бавно сделать из меня неприятеля и смешить на мой счет письмами чердак к.[нязя] Шаховского, я узнал обо всем, будучи уже сослан, и, почитая мщение одной из первых христианских добродетелей - в бессилии своего бешенства закидал издали Толстого журнальной грязью' (XIII, 43). Возможно, с этими стихами связан оставшийся нереализованным замысел включения в четвертую главу памфлетной характеристики Ф. И. Толстого ('Толстой явится у меня во всем блеске в 4-й песне Онег.[ина]' - XIII, 163). Толстой Федор Иванович ('Американец') (1782-1846) - отставной гвардейский офицер, бреттер, картежник, одна из наиболее ярких личностей XIX в. Его имел в виду Грибоедов, когда писал о 'ночном разбойнике, дуэлисте' (IV, 4).
Л. Н. Толстой, называвший Толстого-Американца 'необыкновенным, преступным и привлекательным человеком', использовал его черты в образе старшего Турбина ('Два гусара') и Долохова ('Война и мир'). П узнал об участии Толстого-Американца в распространении позорящих его слухов и ответил эпиграммой ('В жизни мрачной и презренной...') и резкими стихами в послании 'Чаадаеву'. П долгое время собирался драться с Толстым на дуэли (см.: Толстой С. Л. Федор Толстой Американец. М., 1926). Чердак литературно- театральный салон А. А. Шаховского. 'Чердак' помещался в доме Шаховского в Петербурге на Малой Морской (ныне ул. Гоголя), на углу Исаакиевской площади. Постоянными посетителями его были представители театральной богемы и литераторы, близкие к 'архаистам': Катенин, Грибоедов, Крылов, Жихарев и др. 'Долго я жил уединен от всех, вдруг тоска выехала на белый свет, куда, как не к Шаховскому? Там по крайней мере можно гулять смелою рукою по лебяжьему пуху милых грудей etc.' (Грибоедов А. С. Сочинения. М., 1956 с. 578). О сплетнях, распространяемых Толстым на 'чердаке', П узнал от Катенина.
XX, 5 - Что значит имянно родные. - 'Родные' выделено курсивом как слово, интонационно выпадающее из общего контекста. Здесь оно является элементом бытовой разговорной дворянской речи, отражая исключительное значение родственных связей в быту пушкинской эпохи. Всякое знакомство начиналось с того, чтобы 'счесться родными', выяснить, если возможно, степень родства. Это же влияло и на все виды карьерных и должностных продвижений. Ср. реплику Фамусова: 'Ну как не порадеть родному человечку!..' (II, 5).
Ср. воспоминания Н. П Брусилова о Е. А. Архаровой: 'Бывало приедет из захолустья помещик и прямо к ней. - Я к вам, матушка Катерина Александровна, с просьбой. - Чем, батюшка, могу служить? Мы с тобой нечужие. Твой дед был внучатым моему покойному Ивану Петровичу по первой его жене. Стало быть свои. [...] - Родня, точно родня, близкая родня, шептала между тем бабушка' (Помещичья Россия.., с. 110).
10 - О рожестве их навещать... - Сочельник Рождества (обращает внимание подчеркнуто разговорная формула 'о рожестве'!) был временем обязательных официальных визитов (ср.: 'Меня в сочельник навестил' - VII, XLI, 13).
XXIII, 13-14 - Так одевает бури тень
Едва рождающийся день.
Реминисценция из поэмы Баратынского 'Эда':
Что ж изменить ее могло?
Что ж это утро облекло
И так внезапно в сумрак ночи?
(Баратынский, II, с. 150).
'Эда' была опубликована в 1826 г. отдельным изданием, вместе с 'Пирами', а до этого ряд отрывков в
