выделяется наименее ясной выраженностью свадебных мотивов. П целенаправленно отобрал те обряды, которые были наиболее тесно связаны с душевными переживаниями влюбленной героини.
VIII, 1-14 - Татьяна любопытным взором... - 'После всех увеселений вносили стол и ставили посреди комнаты [...] Являлась почетная сваха со скатертью и накрывала стол. Старшая нянюшка приносила блюдо с водою и ставила на стол. Красные девицы, молодушки, старушки, суженые снимали с себя кольца, перстни, серьги и клали на стол, загадывая над ними 'свою судьбу'. Хозяйка приносила скатерть-столечник, а сваха накрывала ею блюдо. Гости усаживались. В середине садилась сваха прямо против блюда. Нянюшки клали на столечник маленькие кусочки хлеба, соль и три уголька. Сваха запевала первую песню: 'хлеба да соли'. Все сидящие гости пели под ее голос. С окончанием первой песни сваха поднимала столечник и опускала в блюдо хлеб, соль, угольки, а гости клали туда же вещи. Блюдо снова закрывалось. За этим начинали петь святочные подблюдные песни. Во время пения сваха разводила в блюде, а с окончанием песни трясла блюдом. Каждая песня имела свое значение; но все эти значения были не везде одинаковы. Так во многих местах одно и то же значение прилагалось к разным песням, смотря по местному обычаю. Эти значения: к скорому замужеству; к свиданию; замужество с ровнею; замужество с чиновным; к сватанию; к бедности; к сытой жизни; к свадьбе; к богатству; исполнение желания; веселая жизнь; девушкам к замужеству, молодцам к женитьбе; счастливая Доля; дорога; замужество с милым; прибыль; замужество во двор; несчастье; к смерти; к болезни; к радости' (Снегирев, цит. соч., с. 44-46). Гадали также на растопленный воск или свинец.
Во время Святок различали 'святые вечера' (25-31 декабря) и 'страшные вечера' (1-6 января). Гадания Татьяны проходили именно в страшные вечера, в то же время, когда Ленский сообщил Онегину, что тот 'на той неделе' зван на именины (IV, XLVIII). Подблюдные песни, названные П, известны в ряде записей:
Кот кошурку
Звал спать в печурку:
'У печурке спать
Тепло, хорошо'.
Диво ули ляду!
Кому спели,
Тому добро!
(цит. по кн.: Поэзия крестьянских праздников. Л., 1970, с. 175, см. также №№ 201-204; известны записи Шейна, Снегирева и др.). Песня предвещает замужество.
У Спаса в Чигасах за Яузою,
Слава !
Живут мужики богатые,
Слава
Гребут золото лопатами,
Слава !
Чисто серебро лукошками.
Слава !
[И. Снегирев], цит. соч., с. 71;
ср.: 'Поэзия крестьянских праздников', с. 223).
Песня предвещает смерть.
IX - Строфа посвящена следующему, более важному этапу святочных гаданий. 'Девушки после гостей начинали кликать суженого и ворожить разными способами под руководством опытных нянюшек'. Все гадания на Васильев вечер 'почитались важными и сбыточными 'И. Снегирев), цит. соч., с. 51, 57).
13-14 - Как ваше имя? Смотрит он... - Иронический тон повествования создается за счет столкновения романтических переживаний героини и простонародного имени, решительно несовместимого с ее ожиданиями. П сначала избрал имя 'Мирон', (VI, 385), утвержденное литературной традицией XVIII в. как одно из комических и простонародных (см.: 'Щепетильник' Лукина, 'Анюту' Попова и др.), потом, поколебавшись между 'Харитой' и 'Агафон' (VI, 385), избрал последнее, недвусмысленно отнесенное к крестьянскому социальному ареалу и, одновременно, первое из тех, которые он в примечании 13-м отнес к 'сладкозвучнейшим греческим именам'.
XI-XXI - Сон Татьяны имеет в тексте пушкинского романа двойной смысл. Являясь центральным для психологической характеристики 'русской душою' героини романа, он также выполняет композиционную роль, связывая содержание предшествующих глав с драматическими событиями шестой главы. Сон прежде всего мотивируется психологически: он объяснен напряженными переживаниями Татьяны после 'странного', не укладывающегося ни в какие романные стереотипы поведения Онегина во время объяснения в саду и специфической атмосферой святок - времени, когда девушки, согласно фольклорным представлениям, в попытках узнать свою судьбу вступают в рискованную и опасную игру с нечистой силой. С. В. Максимов писал: 'Почти на протяжении всех святок девушки живут напряженной, нервной жизнью. Воображение рисует им всевозможные ужасы, в каждом темном углу им чудится присутствие неведомой, страшной силы, в каждой пустой избе слышится топот и возня чертей, которые до самого Крещения свободно расхаживают по земле и пугают православный люд...' (Максимов С. В. Собр. соч., т. XVII. СПб., 1912, с. 4). В связи с этим следует подчеркнуть, что сон Татьяны имеет глубоко реалистическую мотивировку, и это заставляет сразу же решительно отбросить все попытки искать в его образах политическую тайнопись, намеки на казненных декабристов и все пр., совершенно несовместимое с психологической правдой характера провинциальной романтической барышни (см. попытку увидеть в 'кровавых языках' намек на казненных декабристов, а усы чудовищ связать с жандармами (почему непременно с жандармами? - усы носили все офицеры легких кавалерийских полков) в статье H. H. Фатова 'О 'Евгении Онегине' А. С. Пушкина'. - 'Учен. зап. Черновицкого гос. ун-та', 1955, т. XIV. Сер. филол. наук, вып. II, с. 99-100).
Однако сон характеризует и другую сторону сознания Татьяны - ее связь с народной жизнью, фольклором. Подобно тому как в третьей главе внутренний мир героини романа определен был тем, что она 'воображалась' 'героиней Своих возлюбленных творцов' (III, X, 1-2) - авторов романов XVIII - начала XIX вв., теперь ключом к ее сознанию делается народная поэзия. Сон Татьяны - органический сплав смазочных и песенных образов с представлениями, проникшими из святочного и свадебного обрядов.
Прежде всего следует отметить, что гадание 'на сон' представляет собой обычное для святочных гаданий опасное действие, в ходе которого гадающий вступает в общение с нечистой силой. Приступая к такому гаданию, девушки снимают с себя кресты, пояса (пояс - древний языческий символ защитительного круга - сохраняет значение оберега и в русских этнографических материалах). Формула информантов, описывающих святочное гадание: 'Сняли с себя кресты, немытика помянули' (Максимов, цит. соч., с. 6) - указывает на призывание черта 1. П, видимо, был осведомлен в этой ('черной') стороне святочных гаданий. Не случайно он подчеркнул, что Татьяна 'поясок шелковый Сняла' ( V, X, 9-10) - упомянуть о снимании креста, конечно, не было возможности. Вспомним, что выражение 'на этом глупом небосклоне' (III, V, 12) печатно было объявлено кощунственным ('Едва смеешь верить глазам своим!' - восклицал критик альманаха 'Северная звезда' на 1829 г. М. А. Бестужев-Рюмин), ср. также цензурные трудности с публикацией баллады Жуковского 'Иванов вечер'. См.: Сухомлинов М. И. Исследования и статьи по русской литературе и просвещению, т. I. СПб., 1889, с. 444-447.
1 В отрывке Брюсова 'Рассказы Маши...' так описывается святочное гадание - 'слушанье на перекрестке': 'Вечером пойдут девицы на беседу. Потом которая-нибудь скажет: 'Пойдемте слушать'. Сейчас они кресты снимут, на гвоздь повесят. Такие там, в избах, где беседы, [гвозди] вбиты по стенам. Сядут, кто на кочергу, кто на ухват, кто на сковородник, и поедут на перекресток. Там сделают дорогу: три полосы по снегу проведут. Встанут и начнут всех нехороших призывать: 'Черти, дьяволы, лешие, водяные, русалки, домовые, баечники, перебаечники - приходите и покажитесь нам' ('Лит. наследство', т. 85, 1976, с. 88).
Указание на то, что 'Татьяна поясок шелковый Сняла' - не простое описание раздевания девушки, готовящейся ко сну, а магический акт, равнозначный снятию креста. Это доказывается особой функцией пояса, зафиксированной в ряде этнографических описаний русских поверий: 'Существуют и особые средства борьбы с чарами колдуна. Это прежде всего меры профилактические - обереги. Таковым является постоянное ношение пояса. Великоруссы носят пояс на голом теле и не снимают даже в бане' (Никитина Н. А. К вопросу о русских колдунах. - Сб. Музея антропологии и этнографии, VII. Л., 1928, с. 319-320).
