Но в это утро он играл на неведомом ему механизме.
Механизме, электродвигатель которого не отключился, когда закончился гимн.
– Выключи еще раз, – сказал Уэндалл.
– Я выключил, – испуганным шепотом ответил старик.
– Попробуй еще.
Моффат нажал на выключатель. Двигатель работал. Он нажал снова. Двигатель продолжал работать. Он стиснул зубы и в седьмой раз нажал на выключатель.
Мотор замер.
– Мне все это не нравится, – слабо проговорил Моффат.
– Слушай, я уже видел такое раньше. Когда ты нажимаешь на выключатель, между медными контактами оказывается фарфоровый язычок. Это перекрывает электрический ток. Так вот, ты столько раз нажимал на выключатель, что на фарфоре образовался налет меди, и электричество проходит через этот налет. Даже когда выключатель нажат. Я уже видел подобное раньше.
Старик отрицательно покачал головой.
– Он все понимает, – сказал он.
– Это безумие, – заявил Уэндалл.
– Неужели?
Они находились в комнатке с электродвигателем. Внизу священник продолжал службу.
– Совершенно точно. Это же орган, а не человек.
– Я уже не так в этом уверен, – сказал Моффат без всякого выражения.
– Послушай, хочешь знать, в чем может быть причина?
– Он знает, что от него хотят избавиться, – повторил старик. – Вот в чем причина.
– О, ну хватит уже! – Уэндалл нетерпеливо переминался на месте. – Я скажу тебе, в чем причина. Это старая церковь, и орган расшатывает ее стены уже восемьдесят лет. Восемьдесят лет вибрации. Стены начали коробиться, полы – проседать. А по мере того как проседает пол, двигатель перекашивается, провода растягиваются, образуется электрическая дуга.
– Дуга?
– Ну конечно. Электричество идет по дуге.
– Не понимаю.
– Лишнее электричество попадает на двигатель, – пояснил Уэндалл. – В таких моторах образуется электромагнитное поле. Чем больше электричества, тем больше перегрузка. Наверное, ее достаточно, чтобы вызвать все эти явления.
– Но даже если и так, почему он мне сопротивляется?
– Перестань так говорить! – возмутился Уэндалл.
– Но я же знаю, я чувствую!
– Надо отремонтировать электропривод, и все дела. Идем, пошли отсюда. Здесь жарко.
Снова сев на скамью, мистер Моффат замер, пристально глядя на террасы клавиш.
Правда ли то, размышлял он, о чем говорил сейчас Уэндалл, – что причина отчасти в неисправном моторе, отчасти в нем самом? Нельзя делать поспешных выводов, даже если так. Хотя, конечно, в объяснении Уэндалла присутствует здравое зерно.
Мистер Моффат ощущал покалывание в голове. Он чуть вздрогнул и поморщился.
Однако если присмотреться к тому, что происходит: клавиши опускаются сами собой, рычаги выскакивают, громкость не регулируется, звук окрашен эмоциями, хотя должен быть начисто их лишен… Расстройство ли это механизма или расстройство в нем самом, подобное кажется невероятным.
Покалывающая боль не проходила. Наоборот, разгоралась, как костер. Что-то неуемно дрожало в горле. Пальцы рук, лежавших на скамье, тряслись.
Однако вдруг все не так просто? – думал он. Кто поручится, что орган всего лишь неодушевленный механизм? Даже если все то, о чем говорил Уэндалл, правда, разве не может быть так, что орган каким-то образом воспринимает эти факторы? Просевшие полы, натянувшиеся провода, электрическая дуга, перегрузка – разве он не способен этого чувствовать?
Моффат вздохнул и распрямился. На миг задержал дыхание.
Неф расплывался перед глазами. Дрожал, как желатиновая масса. Прихожане исчезали, сливаясь в одно пятно. Склеиваясь в один комок. Кашель паствы гулко разносился в нескольких милях от него. Мистер Моффат пытался сдвинуться, но не мог. Парализованный, он сидел на месте.
И тут на него нахлынуло что-то.
