– Какого дьяв…
– Майкл, её точно клинит, подай леди воды.
Я потянулся было к кувшину с водой на прилавке, но в этот момент в руках женщины сверкнул хирургический нож.
– Она не хочет пить, – уныло констатировал Лис. – Что ж, быть может, тогда вам стоит сдаться полиции? Невооружённым глазом видно, что вы планировали подвести вашего соседа-пекаря под статью, а пока суд да дело, преспокойно выкупить прикормленное местечко. Да, да, я отметил в вашем доме ряд запахов, нехарактерных для аптеки, а конкуренция французской и бельгийской выпечки давно известна всему миру. Я бы понял всё и, наверное, даже простил. Такая решительная женщина замужем за бесхребетным мужем, который даже не может поставить на место обнаглевшего покупателя мази, – это, наверное, тяжело, да?
Миссис Тревор издала горловой стон.
– Но жертвой вашего яда, того, который вы всыпали в тесто для пончиков, могли стать люди. Не бесхозные голуби, а живые люди. И что ещё страшнее, мог пострадать мой ученик, старая ты стерва!!!
Клянусь, я впервые видел его в такой ярости. Янтарные глаза горели, зубы оскалены, кулаки сжаты, шерсть на загривке встала дыбом, он выглядел так страшно, что вряд ли бы вызвал желание помериться силой даже у циркового борца. Женщина отступила назад, выставив скальпель.
– Что ж, Майкл, всё, что могли выяснить, мы выяснили. Пойдём? – Мой учитель легко перемахнул через прилавок, я не столь элегантно выкарабкался следом. Думаю, мы прошли шагов пять, не более, как сзади раздался дикий визг, и жена аптекаря кинулась в погоню.
– Где улика? Убью!
Месье Ренар как-то очень точно двинул бедром, отталкивая меня в угол, и совершенно испанским тореадорским финтом пропустил мимо себя преступницу, с ходу попавшую в дверях в объятия добермана Гавкинса. Острый скальпель в её руке вспорол длинную полосу на рукаве безукоризненного мундира сержанта.
– Я тебя убью, грязное ты животное! Ненавижу, ненавижу этих человекоподобных тварей!
– Вы только что совершили вооружённое нападение на сотрудника Скотленд-Ярда, – жутким свистящим шёпотом сквозь зубы процедил Гавкинс. – И чтоб вы знали, миссис, в приличном обществе о таких, как я, принято говорить «близкие к природе».
– Но… я… не вас имела… хотя вы и… но не в этом смысле, – пыталась что-то там кудахтать жена аптекаря, когда её уводили в отделение.
– Ты опять выкрутился, Лис.
Мой учитель лишь пожал плечами, развернулся и, схватив меня за руку, направился домой, словно всё ранее произошедшее не очень-то его и касалось.
– Сэр, – рискнул спросить я, когда мы прошли почти с полквартала. – А разве не надо было объяснить всё сержанту? Ну, то, что именно она отравила пончики?
– Увы, мальчик мой, у нас нет доказательств. Любой хороший адвокат разнёс бы наши обвинения в пух и прах. Ну, ключ, допустим, она нашла. В лавку ночью пошла в приступе лунатизма, как и куда сыпала яд, никто не видел, что дальше?
– Это несправедливо!
– Справедливость крайне капризная дама, – кисло улыбнулся он. – А вот нападение на сержанта полиции с ножом тянет на вполне реальный срок! Поэтому мне пришлось тянуть время.
– Но ваш друг Луи в камере?
– Завтра же его выпустят, уж поверь. Разумеется, я дам исчерпывающее объяснение инспектору Хаггерту. Но доказать вину миссис Тревор будет слишком сложно, так что пусть идёт по другой статье. Кстати, там и наказание выше…
– Что ж, значит, завтра отдыхаем?
– Пожалуй, да, – щедро махнул лапой Лис. – Отсыпайся! Шарль разбудит тебя на пятнадцать минут позже. Я попросил его перейти на шесты, цепи и ремни. Уверен, тренировки тебе понравятся.
– Спасибо, сэр, – с трудом выдавил я. – Я вам так благодарен, просто слов нет!
– Ах, брось, мальчик мой, право, какие благодарности…
И уж поверьте, старый дворецкий исполнил приказ домовладельца минута в минуту. А кто-то ждал поблажек?
Глава 5
Спасти рядового немца
Возможно, кому-то покажется, что в любительских записках своих я некоторым образом нарушаю устоявшиеся традиции английской литературы. Что ж, леди и джентльмены, отчасти ваш упрёк будет справедлив. Лично мне всегда были ближе новаторские идеи Редьярда Киплинга, чем классическая линия бессмертных романов Вальтера Скотта.
Ну не мог я заставить себя идти проторенной им дорогой, неспешно, словно возница в коляске, запряжённой парой мохнатых шотландских пони, вести речь, не опуская ни одного дня, ни одного часа, ни одного момента, тщательнейшим образом описывая все детали, характер и привычки любого
