Девушка заварила мне целый букетик разных цветочков-лепесточков, а я, заметив складочку у нее между бровей, сказал ласково:
– Не печалься… – и погладил ее руку.
Рогнеда вздохнула:
– Да нет, все хорошо. Просто… Это меня обидело. Я бы никогда не вышла за него замуж, но он ведь даже не пытался! А потом и вовсе отверг…
Меня резануло жалостью. Эта очень красивая и очень гордая девушка была несчастна. Я отставил свой настой, встал и обнял Рогнеду. Безо всяких там помышлений. Просто хотел утешить.
Она так прижалась доверчиво, поплакала чуть-чуть…
– Все будет хорошо, – ворковал я, – все будет просто замечательно…
Ей-богу, не понимаю, как мы оказались на том самом ложе, где я провалялся половину зимы. И я смутно помню, кто из нас первым потянул другого за рубаху, кто кого раздел.
Это был порыв, но порыв долгожданный. Наверное, не стань Рогнеда медсестрой, не проведи мы столько времени рядом поневоле, ничего бы и не было. Мало ли красивых девок обитает в Новогороде!
А тут…
…Рогнеда кричала и стонала на всю больницу, а потом, когда у нас обоих унялось дыхание, она сказала нежно:
– Спасибо тебе. Ты мне так помог…
Полулежа, опираясь на правую руку, левой я огладил девичью щеку, скользнул по груди, тугой, почти твердой, будто вылепленной из воска, провел пальцами по напрягшемуся животику.
– Выходи за меня.
Рогнеда все так же лежала, закинув руку за голову, коса расплелась. Лицо в потемках я не видел, только глаза блестели, отражая дрожащее сияние свеч.
Девушка не шевельнулась, ни звука не издала и вдруг как застонет! Рывком поднявшись, она вцепилась в меня обеими руками, с силою притягивая к себе, дрожа и всхлипывая.
– Да! Да! Да!
Свадьбу мы сыграли на Ярилу, в день весеннего равноденствия. Я постарался соблюсти все обычаи разом – и наши, и здешние.
Нас обвенчали в храме – Гоша даже не пикнул, обручая трех невест одного жениха. Зато их подружки стонали хором, страшно завидуя белым невестиным платьям!
На пир я не поскупился, гулять так гулять! Гостей было – сотни, и всем хватило.
Про брачную ночь умолчу – это не выставляют напоказ. Так что обойдетесь, товарищи посторонние!
Дом у меня был большой, теплый и светлый. Его порог я переступил в феврале, но лишь теперь он стал уютным, когда в нем зазвучали голоса моих жен.
Можете мне не верить, но Бажена с Радой очень обрадовались, когда я сказал им, что будет третья. В реальности XXI века такие отношения скрывают – и мормоны, и даже мусульмане. В понятиях европейской монокультуры полигамия порочна. Но на Руси думают иначе.
На второй день гости доели то, что осталось – горы сьестного! – и началась моя семейная жизнь.
Сразу скажу: идеального совершенства не было. Случались и обиды, и слезы, размолвки, ссоры по пустякам. Но не было равнодушия, не было злобы.
Поругаемся мы с Баженой – Рада с Рогнедой мирят нас. Это если никто из нас первым не придет мириться. Долго дуться не получается, совесть заест.
Вот и стучусь к Бажене. Или к Раде. Или к Рогнеде.
Прости, мол, я больше не буду! И примирительный секс…
Бажена – самая простая, открытая, но и упрямая. С Радой мы почти не ссоримся, а если и случается что, девушка всегда первой спешит загладить вину, даже если она на мне. Рогнеда – сдержанная и скрытная, и бывает трудно докопаться до причин того, почему она вдруг замыкается.
Но это все пустяки, дела житейские. Нельзя жить вместе, не задевая друг друга. А ссора – это как гроза. Гром гремит, молнии сверкают, дождь хлещет, но затем небо проясняется и расцветает радуга…
Глава 20,
в которой я пытаюсь отдохнуть, но у меня это плохо получается
– За первый квартал мы построили три плотины на притоках Волхова, – скучно отчитывался Амосов. – Привод – чисто на лесопилки. Так что цена на пиломатериалы упала в разы. Расходятся влет, даже из Полоцка недавно были покупатели, по Ловати и волокам готовы тащить наши доски и брус. Четыре ветряные мельницы запущены, так что муки у нас порядком. С Пудожа пришли первые соймы с железной рудой, завод готовится к плавке. Стекла на
