право. А ты молодец! Стратег! Все как по нотам отыграл!
– Хватит мне тут оды петь! – пробурчал я. – Врагов не осталось? Всех взяли, кого не ликвидировали?
– Всех! И обоз захватили, и трофеев набрали. Одних мечей штук триста! Хорошие клинки, франкской работы. Добыча знатная.
– Пленных ты, говорят, на лесоповал наладил…
– Пущай работают! Лет пять будут вкалывать за харчи, а потом посмотрим. Может, и отпустим.
– Насчет дороги ты хорошо сообразил…
– А то!
– И чего это я все у тебя выспрашиваю? – снова я стал брюзжать. – Докладывай, давай!
– Так все в штатном режиме, в рабочем порядке! Церковь достраивается, к весне точно сдадим… – деловито заговорил Яшка. – Да! Я чего придумал. Подключил семинаристов-иконописцев из будущего, они нам иконы напишут. Сто два образа! Мы даже пару человек нашли в Городище, согласных в церковном хоре петь. У одного и вовсе басище архиерейский. Как затянет, все дрожит. Инфразвук! Что еще? На днях мыло сварили – обычное хозяйственное, но для здешних мест – высший класс.
– Это хорошо…
Покашливание обозначило интерна.
– Ухожу, ухожу! – заверил его Яшка. – Выздоравливай давай! Апельсинов тебе занести?
– Иди ты… – добродушно ответил я.
– Пошел! – хохотнул Амосов, скрываясь в коридоре.
Но до конца соблюсти дисциплину лекарю не дали. Вновь зазвучали шаги, Федор попытался было загородить гостю вход, но тот властно отодвинул «главврача» в сторону. Это был Олег Вещий.
– Княже? – удивился я. – Еще ж не весна…
Князь усмехнулся и оседлал табурет, уперев руки в колени.
– Я, как только узнал про урман, сразу обратно повернул. Всякого себе напридумывал, а ты справился, тысяцкий…
– Временно…
– Нет уж, постоянно! Человек, который вывел в бой отроков и учинил разгром урманскому войску, достоин и не такой чести. Спасибо тебе, боярин, что город оборонил, не допустил силу вражью.
– Служба такая, – улыбнулся я.
– Ладно! – хлопнул князь по коленям. – Пойду, а то лекарь ваш косо на меня смотрит!
Олег ушел, а я остался. Боярин Тучин.
Глава 19,
в которой я выясняю, сколько жен в самый раз
Провалялся я до февраля. То бишь до месяца сеченя.
Поджило мое нутро, начал я прогуливаться и выяснил, что стал личностью весьма популярной. Ладно.
Как говорят американцы, без «паблисити» нет «просперити».
К больнице я привык, вот только скучать стал. Отлежался, отоспался, пора и за работу. Прогресс двигать.
Наконец «дядя Федор» вынес вердикт: завтра обследую. Если все в порядке, выпишу. Я кротко согласился.
Лежу, скучаю. Интерн убежал к травницам за новым зельем, Рогнеда с Баженой тоже куда-то упылили. А я один остался.
И никого из друзей нету. То по двое приходили, проведывали, а нынче никого. Тишина и пустота.
Ан нет, не все вымерли, есть кто-то живой. Ну, разумеется! Рада. Я вздохнул, жалея, что дал согласие на женитьбу.
Просто никак не мог отделаться от того отношения к юным девушкам, которое сложилось в моем родном времени.
Рада – малолетка. И все тут. Но… Пусть меня извинят ревнители нравственности, но мне сложно признать ребенком девушку с четвертым размером груди. Как-то, знаете, не складывается у меня это, не сочетается. Но все равно…
Напевая, вошла Рада и сразу осветилась улыбкой.
– Привет!
– Привет, – ответил я, поражаясь, как быстро наши будущие словечки привились в этом веке. Вместо эпического «Ой, вы, гой еси, добры молодцы!» или «Исполать вам, милостивые государи» простое и демократичное «Привет!».
Рада бухнулась на край моего ложа и погладила мне руку.
– Как ты?
– Почти здоров.
– А почему почти?
