сказала:
– Проснулся?
Спросила как-то по-домашнему, просто и нежно.
– Рогнеда! – донесся из соседней комнаты или коридора голос Рады. – Ты где?
– Здесь я! Зови лекаря, тысяцкий проснулся!
Рада ойкнула и убежала. Вскоре я услышал сразу два голоса – девичий и мужской. В мою комнату – палату? – энергично вошел Федор, тоже весь в белом.
– Ага! – воскликнул он. – Ну наконец-то! А то все праздники проспали!
– Какой день сегодня?
– Не помню, – ухмыльнулся интерн, убирая одеяло. – Я и месяцы здешние не до конца выучил. Попали вы в больницу в середине студня, а ныне вторая неделя просинца пошла!
– Январь уже? – вяло удивился я. – Надо же… Как там отроки? Урмане как?
– Не разговаривайте, – строго сказал лекарь, – вам вредно.
– Хочешь, чтобы я сам встал и пошел… ну, или пополз… за инфой?
Федор вздохнул.
– Да все в порядке, разве не видно? Где бы мы все были, если бы викинги одержали победу? Разбили вы их! Разгромили вдрызг! Человек триста побили, а остальные в плен сдались. Яков Сергеич уже приспособил их – пленные лес валят и пни корчуют на трассе будущей «большой прямоезжей дороги» Городище – Ладога.
– Это правильно…
– Все? Успокоились?
– Ага… А моих многих побило?
– Да куда ж тут без потерь? Человек двести полегло, хоронили как героев…
Рада всхлипнула. Я посмотрел на нее.
– Жалко?
Девушка кивнула:
– Ага… Я представила, что и тебя вот так… Как героя.
– Да какой из меня герой… – честно вздохнул я.
– Ты что?! Да ты самый-самый геройский герой!
Я улыбнулся. Пылкая какая…
Щечки горят, глазищи сверкают… Прелесть.
– А Бажена где?
– А она тоже тут, только послали ее к дяде Якуну за лекарствами. Скоро придет.
Федор снял с меня одеяло, сдвинув его до колен. Я лежал на постели голый, как в первый день рождения, но как-то не стеснялся девичьего внимания. Рада вздохнула тихонько и ласково погладила меня по бедру. Ладошка у нее была теплая, даже горячая, но я вздрогнул.
– Радка! – строго сказал Федор.
– Все, все…
«Медсестрички» удалились, перешептываясь, а интерн, поглядев им вслед, вздохнул:
– Рада с Баженой были при тебе неотлучно, по очереди спали. Радка пот тебе вытирала, когда ты метался в горячке, удерживала ладошками, плакала и уговаривала не помирать. А потом целовала тихонько… Везде. Я не подсматривал, это мне Рогнеда рассказывала…
– Уговорил-таки?
Интерн улыбнулся застенчиво:
– Не знаю… Все ж видели, как тебя на санях привезли и ко мне в больницу положили. А что я один? Выхожу из дверей, вижу – Рогнеда проходит. Я прямо к ней – так, мол, и так, надо бы помочь тысяцкому, и вообще… Рогнеда сразу согласилась. Мы с ней дежурили вместе, но она вольностей не допускает. Пока…
– Надеешься? Правильно… И пусть будет при тебе, при больнице… Я даже рад! Очарует тебя Рогнеда, и уже не сбежишь в будущее…
– Да я и так…
Федор покачал головой и рассмеялся:
– Ей-богу, мне здесь нравится! Очень. Помню, 23-го декабря… Или какого? По-моему, 23-го. В общем, самая длинная ночь в году. Скандинавы местные праздновали Йоль, а мы – Коляду. Ряженые ходили, взрослые костры жгли, детишки угощенья выпрашивали, песни были, пляски… А мы с Рогнедой только в
