— Семьи уже в лагеря едут. А жен и родителей начальников завтра в расход пустим.
— Значит и начальников ждет смерть?
— Николай Третий так решил! Но для приличия их немного посудят. Правда, в крематории все равно: с приговором или без приговора туда труп привезли.
В тот же день Пашка узнал, что начали пытать его бывшего начальника Паукера. Он сидел уже довольно давно, но до поры до времени его не допрашивали. Паукер знал слишком много, что могло повредить Хозяину. Но если Ягода был слишком умен, чтобы располагая информацией Паукера помалкивать, то Ежов этим качеством не отличался.
— Для меня было бы большой честью вести дело Паукера, — сказал Жихарев наркому.
— Ты что в начальники управления захотел? Не пришла еще твоя очередь! Это дело поручено его бывшему заместителю Гулько. Он теперь начальник — он должен вести дело! Жаль, что он тоже — еврей. Поэтому щадит Паукера: пока ему только морду бьет. Будешь у Гулько подручным. Действуй по книгам, что ты мне передал. Их копии у тебя есть.
Пашка попытался воздействовать на решение наркома через Сталина.
— Хорошо, что он не допустил тебя к этому делу. Ни сам Паукер, ни его показания не нужны! — прозвучал приговор Хозяина.
Вернувшись от вождя Пашка пошел к Гулько. Тот отрабатывал боксерские приемы на загнанном в угол Паукере. С приходом Жихарева удары стали чаще и сильнее. «Ух-ух-ух!» — задергался словно марионетка Паукер. Глухо звучали удары, капельки пота выступили на лысине Гулько. Наконец, Паукер свалился на пол.
— Приведи его в чувства, а я пойду гимнастерку сменю! — велел Гулько Пашке.
Склонившись над Паукером, Пашка поднес к его руке автоматический карандаш, в который вместо графитового грифеля была вмонтирована натертая ядом игла. Несколько раз уколов подследственного, Жихарев поднес к его носу нашатырный спирт. Паукер открыл глаза, его лицо выражало недоумение растерянность. Выглядел растерянным и переодевшийся Гулько. В это время в кабинет вошли молодые люди, знакомые Пашке по казни Ягоды. Их возглавлял наглец с золотой коронкой. Теперь в его петлицах было уже по две шпалы.
— Нарком велел подключиться нам к следствию. Допрашивать будем здесь! — объявил он с порога.
— Поедем на ближнюю дачу! — обратился к Гулько Жихарев, которому сама судьба послала молодых хамов. — Есть вопросы по организации охраны генсека.
— Что, падла, икру с осетриной жрал, думал: так и дальше будет? — услышал Пашка, выходя из кабинета.
— Товарищи! Гулько! Жихарев! — закричал Паукер.
— Тамбовский волк — тебе товарищ! — двинул фиксатый Паукера табуреткой по голове.
Через три часа Гулько и Жихарев вернулись со сталинской дачи. По кабинету Гулько метались молодые люди.
— Вставай! Вставай, сука! — тряс фиксатый уже бездыханное тело Паукера.
— Как он встанет, когда он уже мертв? Кровоизлияние в мозг, разбитая вдребезги печень, разрывы сердца. Все это видно по лицу — не надо даже вскрытия производить! — объявил Пашка.
— Да, молодые люди, — громадный брак в вашей работе. Перестарались, — размышляя вслух, произнес Гулько.
— Сдайте оружие! — приказал Жихарев фиксатому.
Молодые люди немедленно вывернули руки своему бывшему начальнику, защелкнули на них наручники. Содрали кобуру с наганом, выудили из заднего кармана браунинг. Кто-то тут же поставил фиксатому синяк под глазом. Молодой наглец, велевший Тихону Гавриловичу во время казни Ягоды мыть пол, усадил фиксатого на стул и спорол петлицы с его гимнастерки. «И фикса тебе, гад, не положена!» — прорычал он, доставая отвертку. Глянув на стол, наглец взял бюст Дзержинского и, приставив отвертку к золотой коронке, стукнул по ней.
— Товарищи! Гулько! Жихарев! — повалился в ноги фиксатый, плюясь кровью.
— Тамбовский волк — тебе товарищ! — пинками погнали из кабинета молодые люди своего бывшего начальника.
— Я буду ходатайствовать перед товарищем Ежовым о поручении вам этого дела, — улыбнулся Гулько молодому наглецу, покосившись на выбитую коронку. — А пока составьте протокол изъятия оружия и ценностей.
— И это надо убрать! — кивнул Гулько в сторону мертвого Паукера.
Глава 21
Атмосфера страха охватывала страну. Безотказно работала машина подавления. Каждую ночь тысячи людей отправлялись за решетку. Каждый день тысячи людей пополняли лагеря. Каждый день сотни людей расстреливались или уничтожались другими способами. Главный удар наносился по старым
