Пашка съездил на день в Ленинград, встретился со своим первым учителем Разуваевым. Тот стал начальником спецчасти городского уголовного розыска.
— Хорошо твоя мать сидит! — ответил Разуваев на пашкин вопрос о судьбе матери. — Окна камеры выходят на южную сторону. Кормят ее хорошо. Она и раньше была секретным сотрудником. Теперь в Крестах этой работой промышляет. Ох и лярва же твоя мать, Паша! Сколько народа через нее сидит! Скольких она под расстрел подвела! Я-то знаю: уже несколько лет как член бюро райкома этими делами занимаюсь.
— А как товарищ Эткин? — попытался перевести Пашка неприятный разговор.
— На Соловках твой Эткин! Сделали его, было, начальником уголовного розыска. Потом, после смерти Кирова в НКВД перевели. А теперь сидит. Оттуда многие сидят. Нас — розыск — мало трогают. Мы нужны для борьбы с уголовниками. А тех — постоянно! Когда нам нужно от кого-нибудь избавиться — мы его в госбезопасность переводим.
Имея личное разрешение Ежова, Пашка встретился с матерью. Принес ей зефир в шоколаде и и мармелад. Мать вышла в шерстяном английском костюме, добротных туфлях на низком каблуке.
— Как сижу, спрашиваешь? Хорошо сижу! — ответила она на вопрос сына.
— Да, вижу, одета ты хорошо. Камера, слышал, на солнечную сторону.
— В таких шмотках, как сейчас, я никогда не ходила. Подкармливают не то, что ты — зефир принес! Меня шоколадом и трюфелями с грильяжем потчуют! Бывает, и осетринки принесут. Вот как меня здесь уважают! Дома я так не жила! Здесь на всем готовом — коммунизм!
— Соседки по камере не очень мешают?
— Что ты! Я уже шесть партий пережила! А кто мешает — живо сообщу, куда следует, и в карцер ее — окаянную! Деньков через пять выходит как шелковая. Нет, Пашка, здесь хорошо! А ты, когда в следующий раз придешь — этого говна не неси! И крабов не неси — дрянь! Возьми икорочки, и выпить прихвати. Скучно без вина! Барахла не надо! Мне с расстрелянных и умерших, видишь, что перепадает? К отцу на могилку зайди! Я уж два года не была: дела все!
Вернувшись из Ленинграда, Пашка доложил о поездке Ежову.
— Дети за родителей не отвечают, — ухмыльнулся нарком. — Ты бы мог отказаться от матери, но Хозяин таких отказов не любит. Раз в год я тебе разрешу свидания с ней. А пока подключись к делу Косарева!
Александр Косарев был одним из создателей комсомола и его генеральным секретарем. Хозяину нравились его вера в светлые идеалы и безоговорочная вера в непогрешимость вождя. Именно Косаревым молодежь была воспитана в духе преклонения перед Сталиным, в духе готовности, не задумываясь, отдать жизнь во имя поставленных партией задач. Однако со временем Косарев и его окружение уверовали в собственную непогрешимость. Функционерам из ЦК комсомола, когда они приезжали в провинцию, устраивались встречи и приемы, до которых далеко было царским. Это начало раздражать местных партократов. Сталину посыпались жалобы, что аппарат ЦК комсомола разложился, что молодые люди не по годам и заслугам одариваются материальными благами и правительственными наградами. Эти доносы подогревал Ежов, ненавидевший, когда кто-то начинал выделяться, оказывался рядом с вождем. Поначалу Сталин посмеивался: «Для кого же боролись за светлое будущее, если не для молодежи? Они — молодые, им больше надо, чем нам — старикам». Потом с раздражением прикрикнул на партаппаратчиков: «Косарева в обиду не дам!» Однако когда в дело вмешался Ежов со своими материалами, Хозяин приказал арестовать весь секретариат ЦК комсомола.
Косарева брал лично нарком внутренних дел. Арест произвели после банкета, на котором Сталин произнес тост за Косарева, сказав при этом: «Предашь — убью!» Через несколько часов после этого оперативная группа приехала на дачу Косарева. Остановили машины метрах в пятидесяти от нее. «Охрана снята еще вечером», — доложил наркому комендант дачного поселка. Чекисты разулись на веранде и, открыв отмычкой дверь, прошли в дом. Осторожно поднялись на второй этаж. В это время скрипнула половица.
— Саша, кажется, в доме кто-то ходит, — услышали чекисты женский голос.
— Спи, родная! Тебе показалось, — ответил Косарев.
Осторожно надавил на дверь один из оперативников. Мягко ступая, в спальню вошел Ежов.
— Гражданин Косарев! Вы арестованы! — рявкнул он.
Косарев и его жена были ошеломлены и надолго лишились дара речи. В время обыска в бумагах Косарева не нашли ничего компрометировавшего. На первом этаже чекистам повезло. Один из ящиков буфета был заполнен оружием. Вальтеры, браунинги, маузер, наганы, бульдоги, пистолеты систем, неизвестных чекистам лежали в нем.
— Вот и доказательства вашей заговорщицкой деятельности! Откуда у вас это оружие? При каких обстоятельствах оно к вам попало? — потирал ручонки Ежов.
— Мне никто не передавал оружие. Я его коллекционирую. Некоторые пистолеты я изготовил сам.
— Для чего? Чтобы стрелять в товарища Сталина? Добровольные признания, гражданин Косарев, будут учтены судом!
— Что вы! Я предан товарищу Сталину! Для меня товарищ Сталин и победа социализма — одно целое!
— Что же, гражданин Косарев, — не хотите отвечать здесь — ответите в другом месте! Улики против вас неопровержимы!
