членам партии. Они могли знать что-то компрометировавшее Хозяина и его приспешников. Они на правах старых товарищей протестовали против репрессий, против диктатуры. Поэтому в тот период Сталин выдвинул лозунг: «Кто не с нами — тот против нас!» В созданном Наркомате партийного контроля фабриковались материалы по исключениям из партии, за которыми следовали передачи дел в следственные органы. Нарком народного контроля Шкирятов, которого сразу же прозвали Малютой Шкирятовым по аналогии с подручным Ивана Грозного — Малютой Скуратовым, еженедельно ездил к Хозяину для утверждения списков исключенных из ВКП (б) — ветеранов партии, партийных и хозяйственных руководителей, военных. Казалось, не было такого коммуниста, под которого Наркомат партийного контроля не сумел бы подвести идеологическую базу для исключения из партии. В этой обстановке награждение, повышение в должности не приносило радости: все знали, что сразу за ним же может последовать арест. Наряду с доносами, написанными по идейным соображениям, писались доносы из зависти и желания отомстить. Страх царил не только в народе — он царил даже в Кремле.
Разоткровенничавшийся однажды Ворошилов показал Пашке, как перепланировали его квартиру в Кремле.
— Хочешь знать, где моя спальня? Смотри! — с этими словами нарком нажал на одну из книг в большом стеллаже.
Стеллаж отъехал и сквозь проем нарком с гостем вошли в спальню.
— Но это — еще не все! Вот подарок балтийских моряков, — указал Ворошилов на веревочную лестницу, прикрепленную к подоконнику. — В случае чего можно спуститься на кремлевскую стену.
Боялся всего и Сталин. Он не верил даже своим приспешникам, не раз доказывавшим ему преданность. Почти у всех них родственники были арестованы и содержались в тюрьмах в качестве заложников. Как-то в присутствии Пашки в кабинет Хозяина на коленях вполз его секретарь Поскребышев. Не говоря ни слова, он обнял ноги вождя, с мольбой заглядывая в лицо.
— Нет! Не проси! — ответил Сталин на немую просьбу. — Мы найдем тебе новую жену — русскую! А пока подай нам чаю!
Поскребышев как побитая собака выполз из кабинета.
— Вот какая у человека неприятность — жена врагом народа оказалась, — сказал вождь Пашке. — Всегда я говорил, что незачем на еврейках жениться. Уж больно ненадежная эта народность! Кто они? Люди без родины! А для таких людей нет ничего святого. Правда, мы скоро организуем для них автономную область. Там они обретут родину. Да, Жихарев, ты чай проверь, когда его Поскребышев принесет!
Поскребышев принес чай. Пашка быстро сделал анализ и доложил, что можно пить.
— Говорят, красивая жена у Поскребышева, — продолжал разглагольствовать Хозяин. — А ты почему не женишься? Пора бы!
— Не нашел еще избранницу, товарищ Сталин! — ответил Пашка, а сам подумал: «Чтобы ее как жену Поскребышева забрали, а потом использовали ее показания против меня?»
— Ничего, Жихарев! Женим Поскребышева и тебе жену подберем.
Вошел Поскребышев забрать пустые стаканы. Он молча положил перед Сталиным лист бумаги.
— Что это? — спросил генсек.
— Отказ от жены и требование скорейшего развода с ней.
— Молодец! Только зачем мне это показываешь? Ты лучше Ежову покажи! Органы ведь и меня проверить могут! И мне могут отказать! Об этом я всем твержу! А то приходил на днях Калиныч — у него тоже жену забрали… А что я могу?
— Так вот какая идея насчет евреев, — обратился к Пашке вождь, когда за Поскребышевым закрылась деверь. — Есть у нас под Хабаровском городишко Облучье. Там будем создавать область. Даже названия новых городов придумали: Биробиджан, Биракан. Бывал в тех краях?
— Бывал, товарищ Сталин! Места гнилые — болотистая котловина, а кругом горы. Ветров практически нет. В таких местах эпидемии быстро распространяются. Сам климат ведет к повальным заболеваниям ревматизмом, туберкулезом, другими болезнями легких.
— Вот пусть и позаботятся о себе! Все врачи-евреи там будут. Вообще всех евреев туда отправим. Будут жить компактно, в своей автономной области. А то после революции расползлись по всей стране. Народ баламутят: всем недовольны, все критикуют!
— Товарищ Сталин! Евреи — народ высокой культуры. Не подорвем ли мы их переселением науку и культуру в центре?
— Пусть они несут культуру бурятам и эвенкам! Их надо цивилизовать! А русский народ и так достаточно культурен.
Не минули репрессии и пашкину семью, точнее — то, что от нее осталось.
— Жаль, дядя твой Федор Лукич в тридцать втором году по пьяному делу попал под трамвай. А то и его бы взяли! — с удовольствием сказал Ежов Пашке, объявляя ему об аресте матери.
Из ее редких писем Жихарев знал, что дядя в период нэпа все-таки открыл лавочку. Какое-то время он процветал. Женился на молодой нэпманше (старая жена-сестра пашкиной матери умерла от голода во время гражданской войны). Дядя успешно боролся с налогами, которые ежегодно становились все больше. Наконец, в 1931 году всех предпринимателей-нэпманов арестовали по указанию Кирова. Год без суда и следствия отсидел дядя на Соловках. Вернувшись, он нашел свое дело разоренным, а в постели жены — молодого инженера, выпускника Политехнического института. Дал инженер дяде пинка, спустив Лукича с лестницы. Пошел дядя к пашикной матери, но она его даже на порог не пустила. Нигде Федора Лукича не брали на работу. Приткнулся он в артель, собиравшую кости и сдававшую их на Ленинградский фарфоровый завод. На дядино счастье из Ленинграда высылали дворян и ему дали коморку в коммунальной квартире. Запил дядя, когда появились деньги, и погиб под колесами трамвая. Теперь забрали мать.
