— Я не ослышался, товарищ Ежов? — вмиг стал суровым Сталин.
— Нет, не ослышались, товарищ Сталин. Покончил с собой Блюхер.
— А ты куда смотрел? — повернулся генсек к Берии.
— К сожалению. Товарищ Сталин, меня вообще не допустили к этому делу. Сказали. Что я — новый, неопытный сотрудник.
— Я подумаю. Как наказать вас — засранцев. Идите, работайте! И чтобы ни Постышев, ни Егоров, ни кто-нибудь другой до конца следствия не умерли! Постышевым займись ты, Лаврентий! И к делу бывшего начальника Генштаба Егорова тоже подключись. Ежов в последнее время стал допускать брак в работе.
На Лубянку Ежов и Берия возвращались каждый в своей машине. Жихарев поехал отдельно от них. Пашке стало ясно, насколько нарком недооценил Лаврентия. Ежов даже не подозревал, что ему готовят замену. Не потрудившись поначалу заглянуть в личное дело Берии, Николай Иванович считал того — всего лишь партийным функционером, каких много. Вернувшись из Кремля, Ежов вызвал Берию и Пашку в свой подвальный кабинет. На его столе лежало личное дело Лаврентия. У стола сидел соратник Сталина по гражданской войне бывший начальник Генерального штаба, бывший маршал Егоров. Ежов был во хмелю. Он ударил пятерней по глазам Егоров.
— Ай! — закричал подследственный, схватившись руками за глазницы, из которых потекла кровь.
— Ничего, стеклянные вставят! — икнул Ежов. — Увести! В лазарет его. А теперь с вами-гондонами разговор будет. Ты куда, Берия, садишься? Я тебя садиться не приглашал! Постоишь, князь кавказский! Невелик барин! Ты думаешь, что если когда-то работал в органах, можешь в Москве всех поучать? Я на Егорове поучил тебя, как вести допросы!
— Ты его искалечил, козел противный! — с неожиданной дерзостью ответил Берия.
— Что?! — полезли из орбит глаза у Ежова.
— То, что если так будешь себя вести, х… нюхать станешь и кровью харкать! — хлопнул дверью Лаврентий.
— Арестовать его! — заверещал нарком, швырнув в дверь пустую бутылку. — Что стоишь? Догони, арестуй его!
Пашка с радостью выбежал из кабинет и пошел к Берии.
— Нарком велел вас арестовать, Лаврентий Павлович, — сообщил он новость Берии.
— Будешь арестовывать?
— Думаю, что к Хозяину ехать надо. Нужно прекращать допускаемое Ежовым безобразие. Лавры Хозяина не дают покоя наркому. Не сбросим Ежова сейчас — будет военный переворот.
Пашка думал не столько о благополучии Берии. Сколько о себе. С неделю до этих событий Ежов пригласил его к себе на дачу. Ласково пригревало сентябрьское солнышко. Падали на землю первые желтые листья. Золотилась излучина Москва-реки, открывавшаяся с пригорка, на котором стояла дача наркома. Ежов и Пашка сидели за стоиком перед домом. Лакеи поднесли им коньяк и нехитрую закуску (Ежов не был гурманом). Выпили по стакану коньяка.
— Наш коллега Шкирятов очень любит рассматривать персональные дела моральных разложенцев, — рассказывал, закусывая лимоном Ежов. — Приведут к Шкирятову такого мужика, он начинает расспрашивать: как гуляли, как пили, чем закусывали? И когда разложенец говорит, что закусывал коньяк помидорами, вещает ему наш Малютушка, что коньячок лимончиком закусывать надо. Сдает мужик партбилет и не может понять: за что его из партии исключили? За моральное разложение, или за то что коньяк не тем закусывал? Посмеявшись, Ежов и Жихарев выпили по второй рюмке. Настроение наркома резко изменилось: он опьянел.
— Если бы не Хозяин, я бы тебя — паскуду этой бы рукой шлепнул! — с ненавистью посмотрел он Пашке в глаза. — Думаешь, я забыл тот случай в Горьком? Ну, ничего — рассчитаемся!
— Спасибо за откровенность, Николай Иванович…
— Какой я тебе Николай Иванович? Дворник Николай Иванович?! Я для тебя — нарком внутренних дел! Я для тебя — Хозяин!
— Для хозяина, Николай Иванович, мелко плаваешь — жопа видна!
— Знаю, с каким ты меня Хозяином сравниваешь. Его власть — тоже не вечна. Придет время — из-под земли тебя достану. А пока пошел вон, мразеныш!
Содержание этого разговора Пашка передал Лаврентию, а затем — Сталину.
— Вышинского в Кремль! — приказал тот.
Не прошло и получаса, как явился Генеральный прокурор.
— Совсем разложился Ежов, — объявил Хозяин. — Перестал работать. Мы его дома ищем, нам говорят: «Он — на работе». Ищем на работе, там говорят: «Он дома». Приезжаем домой — он пьяный на кровати валяется. А дело стоит. А враги лезут к нам из-за границы, вербуют здесь своих наемников. Кроме того, нам стало известно, что арестовано много невинных людей. Что будем делать с Ежовым, товарищ Вышинский?
— Думаю, товарищ Сталин, Ежова надо арестовать и разбираться с ним по всей строгости советских законов.
— Правильно думаете, товарищ Вышинский!
