Через несколько минут затрещали выстрелы, произведенные старшинами и сержантами батальона НКВД. Несколькими часами ранее их научили пользоваться новым оружием. Вернулись с охоты увешанные глухарями члены комиссии и врачи. В сопровождении лагерного начальства Пашка и члены комиссии направились к забору, отделявшему дачу от лагеря. Вдоль забора вытянулась шеренга трупов в выцветших мундирах и прохудившихся сапога. Тут же курили младшие командиры, расстрелявшие пленных.
— Ох, бля! Я автоматом веду, а они как снопы валятся!
— А долговязый-то, как Паташон, в фильме подпрыгнул, ногами в воздухе дернул. Кино, да и только! — слышались восхищенные возгласы.
— Как оружие, товарищи младшие командиры? — задал им вопрос председатель комиссии.
— Хорошие оружие! Побольше бы такого! С таким оружием лагеря охранять — полдела! — загалдели сержанты, польщенные вниманием высокого чина.
Врачи склонились над убитыми. Они тоже не скрывали радость, видя мощную убойную силу автоматов. Пашка приказал закопать трупы и отпустил врачей в Москву. Решили, что на следующий день, пока копают рвы, в присутствии членов комиссии расстреляют еще пару сотен поляков. Жихарев связался по телефону с Берией, доложил о ходе выполнения задания. Затем попросил соединить с ириной квартирой. Соседка ответила, что Иры с утра нет дома. Пашка отложил разговор еще на час. Иры снова не оказалось в квартире.
— Да вы не волнуйтесь! У нее какой-то хахаль объявился. Вчера всю ночь дома не ночевала, под утро еле приползла. Наверное, и сегодня у него ночует», — «успокоила» Жихарева соседка.
— Вероятно, в театр пошла. Сегодня в Большом ее любимая опера — «Пиковая дама», подумал Жихаерв, повесив трубку.
На следующий день в присутствии членов комиссии расстреляли еще двести поляков. Во время этой операции учили обращаться с автоматами, всех, кому предстояло расстреливать пленных. Показали, как пользоваться автоматом и Пашке. Уложив с десяток поляков, он пошел прогуляться по лесу. Шел листопад. Стояла теплая золотая осень. Лес желтел от листьев, падавших на пожухшую траву. Попадались грибы и последние осенние цветы. В трех шагах от Пашки шагал младший лейтенант из лагерной охраны. Чуть поодаль двигались шестеро охранников с карабинами.
— Как поляки? Не волнуются? — протянул Жихарев пачку «Герцеговины флор» младшему лейтенанту.
— А что им волноваться, товарищ комиссар первого ранга? — достал папиросу сопровождающий. — Сидят себе тихо. Играют в карты. Кто-то молится. Безобразий от них мало: как-никак — шляхта. У нас и не забалуешь — живо в карцер угодишь. Да и сил у них озоровать нет. С нашего питания они тут же ноги попротягивали.
Вернувшись с прогулки, Жихарев снова позвонил Ире и снова не застал ее. Повторить звонок не удалось. Прибыл командир саперного батальона с докладом о завершении работ. Пришлось собирать совещание и еще раз прокручивать разработанный Пашкой план. Совещание затянулось за полночь, а в шесть утра Жихарева уже будил начальник лагеря. Позавтракав, двинулись к последнему пристанищу поляков. У первого рва была уже построена партия в несколько сотен человек. В пяти шагах от них стояли вооруженные автоматами младшие командиры. По команде Жихарева они открыли огонь. Поляки взмахивали руками и валились в ров.
— Быстрее, чем из пулемета! — вырвалось у Пашки, когда через несколько секунд на краю рва не осталось ни одного человека.
— Товарищ комиссар первого ранга, вторая партия на подходе, — доложил начальник лагеря.
— Выводи!
— Раненых бы дострелять не мешало…
— Не выберется никто. Эта партия упадет на раненых и придавит их. А на этих упадет следующая партия. Так что будете пристреливать раненых только из двух последних партий. Остальные сами подохнут.
Вели и вели польских офицеров и генералов. Вот уже заполнили первый ров. Защелкали одиночные выстрелы наганов. Младшие командиры передали автоматы следующей партии сержантов и старшин. Снова погнали поляков. Не было слышно среди них ни мольб о пощаде, ни проклятий убийцам. Пленные шли, стараясь держать строй как на параде. Ровно становились у края рва, ровными рядами падали в него сметенные очередями. При подходе одной из партий Жихарев почувствовал чей-то взгляд. Лысый полковник, не отрываясь, смотрел на него. Что-то знакомое Пашке было в лице поляка. Жихарев приказал вывести пленника из строя.
— Ну чего вылупился? — спросил Жихарев подогнанного толчками приклада полковника.
— Мне знакомо лицо пана генерала. Не встречались ли мы в двадцатом году? — спросил тот Пашку по-русски.
— Встречались. Я тогда вас расстреливал при отступлении наших войск, — узнал поляка Жихарев. — Только, вы тогда подполковником были.
— Точно! Ваша пуля застряла у меня в черепе. Вот уже двадцать лет мучаюсь головными болями после этого.
— Теперь мучиться не будете. Время у нас достаточно. Патроны экономить на старом знакомом я не собираюсь. Пошли! — указал Жихарев на ров.
Там только что расстреляли партию, в которой привели полковника.
— Дай-ка автомат! — протянул Пашка руку к старшине. — Так, куда, пан полковник, я вам стрелял в двадцатом?
— Сюда пан генерал стрелял, показал рукой полковник на безобразный шрам на затылке.
