— Понял, товарищ Сталин… — сник Лаврентий и до конца обеда больше не высовывался.
— Сейчас мы выпьем за русский народ, за победу русского оружия! — поднял бокал Сталин под радостный гул военных.
К вечеру на дачу прибыли автобусы с новой охраной и обслугой.
— Гютферан (педераст — грузинский)! — с ненавистью шипели вслед Пашке мегрелы, собиравшие свои пожитки.
Разумеется, никто из них не попал на фронт. Всех пристроили на теплые местечки в органах госбезопасности, где не требовалось утруждать себя работой.
Глава 28
Войну Пашка провел хорошо. Кроме полученных ранее наград ему вручили ордена Богдана Хмельницкого первой степени и Кутузова второй степени. Хотя дальше, дачи в Кунцево он не выезжал. Хозяин предложил его в помощь Берии, когда шло переселение некоторых кавказских народов в Среднюю Азию и Казахстан. Лаврентий дулся на Жихарева за мегрелов, считая того виновником их изгнания с дач вождя, и отказался от пашкиных услуг.
— Ну и хорошо, — подумал Пашка. — Не исключено, что когда-нибудь за переселение этих народов придется нести ответственность. Не только Хозяину с Лаврентием, но и рядовым исполнителям.
Отгремели залпы победного салюта. Опьяненный победой народ с энтузиазмом взялся за восстановление разрушенного войной народного хозяйства. Люди не обращали внимания на голод и неустроенность быта. Они жили надеждой, что пройдет немного времени, и все изменится к лучшему.
— Одолели фашизм — одолеем и разруху! — слышалось всюду.
По радио звучали бравурные марши, перемежаемые перечнями достижений и успехов. Газеты ежедневно публиковали сообщения о массовых награждениях за трудовой героизм. Как и во время войны, народ почувствовал свою ответственность за судьбу родины. Это не нравилось Хозяину, считавшему, что нести ответственность и принимать глобальные решения могут только гении. Ну а народные массы должны эти решения слепо выполнять. Люди же за время войны научились мыслить, действовать самостоятельно, полагаясь не только на авторитет начальников, но и на свою смекалку, народный опыт, накопленный поколениями. Идея, что человек — лишь маленький винтик в большой государственной машине начала проваливаться. Люди не хотели быть винтиками. Руководство же не желало предложить им что-то большее.
Возрос в годы войны авторитет военных. Разогнувшись после репрессий тридцатых годов, они поняли, что представляют реальную силу, способную разделить власть в управлении страной. Наконец-то, они смогли сплотиться вокруг по-настоящему сильной личности — маршала Жукова. Корректно, не жестко оттирал он Сталина от руководства вооруженными силами, пресекая попытки вождя и «соратников» вмешиваться в военные дела. Ни в грош не ставил Жуков и армейских политработников, считая их демагогами и болтунами. Это привело к его конфликту с начальником Главного политического управления — бывшим помощником Сталина — Мехлисом. Пользуясь особым расположением Хозяина, Лев Захарович стремился вывести вверенное ему управление из подчинения Министерству обороны, а армейских политработников — из подчинения командиров военных частей и соединений. Всегда боявшийся потерять власть Сталин начал рассматривать Жукова как серьезного политического соперника. Подливал масло в огонь и Берия, мечтавший о власти после смерти Сталина и стремившийся устранить всех потенциальных конкурентов. Испытывали страх перед военными и другие «соратники». Словом, всей компании стал нужен заговор военных. Раскрыв его и осудив «заговорщиков», клика бы решила три задачи: устранила бы возможных претендентов на власть, подчинила бы начавшую выходить из повиновения армию, на примере военных дала бы урок всему народу, что он — всего лишь множество винтиков в большой машине, управляемой гениальным вождем.
Сталин и Берия сидели на веранде кунцевского дома, наслаждаясь ароматом цветущих яблонь.
— Говоришь, новый заговор в армии? — переспросил Сталин Лаврентия, жестом пригласив сесть вызванного на беседу Пашку.
— Да, Коба! По нашим сведениям, один из организаторов заговора — бывший маршал Советского Союза Кулик. Мы его разжаловали в генерал-майоры после войны с финнами за неспособность управлять армией, что привело к ряду военных катастроф. Нити заговора тянутся от него к Жукову и другим высшим военным чинам. Словом, надо заняться с ними. Мы вызвали Кулика в Москву. Завтра он приедет, поселим его в «Метрополе». Там уже оборудован специальный номер. Все разговоры в нем будут прослушиваться нами. Есть специальный человек, тоже генерал. Ему поручено подпоить Кулика и выяснить его настроения.
— Будет ли Кулик с ним пить?
— Будет, Коба. Он теперь с любым выпьет — лишь бы на дармовщинку. Завтра же его и возьмем.
— Действуйте! А ты, Жихарев, подключись! Застоялся уже без работы.
Вечером следующего дня завербованный Берией генерал напросился с коньяком в гости к Кулику. За полночь затянулась беседа, в которой, не стесняясь в выражениях, бывший маршал честил Сталина и его окружение. Среди ночи ее прервали оперативники, привезшие Кулика на Лубянку. Ему швырнули в лицо старое солдатское обмундирование и приказали переодеться.
