— Я не одену эти вонючие обноски! — отказался тот.
Удар в челюсть, сбивший с ног бывшего маршала, был ему ответом. Несколько раз Кулика ударили сапогами по животу и спине, посадили на табурет, вырвали из рта золотые коронки. Затем, несколько раз дернув за мошонку, заставили переодеться в солдатскую форму без погон. В таком виде он предстал перед Лаврентием.
— Гражданин Кулик, вы обвиняетесь в организации антиправительственного заговора с целью установления военной диктатуры.
— Я признаю себя виновным только в том, что ругал Сталина и его компанию.
— Подумайте, гражданин Кулик! Вспомните! Расскажите, какую роль в заговоре играет Жуков. Чьим агентом он является: английской или американской разведки? На какую разведку работали вы?
— Вы, что, Берия? Под «вышку» меня подводите? Я не дам таких показаний! Я не виновен!
— Хватит с ним возиться! — обернулся к Пашке Берия. — Щипцы гоотовы?
Пашка вынул из жаровни раскаленные щипцы и впился ими в предплечье Кулика. Тот завизжал, забился, но дюжие кавказцы крепко держали его. Стряхнув со щипцов обугленный кусок мяса, Пашка погрузил их в живот подследственного. Бывший маршал завизжал вновь и обмяк на руках охранников.
— Потерял сознание, — доложили те.
— Приведите в чувство! Пусть сожрет свое мясо! — приказал Лаврентий.
Давясь, Кули ел свою плоть. Его вырвало, но Берия приказал ему вылизать блевотину языком. После этого на раны Кулика наложили повязку с мазью, дали бумагу и ручку. Лаврентий начал диктовать показания. К утру все было готово. Кулик вписал в показания фамилии военных, продиктованные Берией. В течение следующих суток арестовали всех. Решили не трогать только Жукова, поскольку на его арест нужна была санкция самого Сталина.
С военными работали следователи, умом и изобретательностью стоявшие на несколько голов ниже Лаврентия. Поэтому следствие растянулось на месяцы. Сталин все время торопил. Нервничал Жуков, особенно после того, как работники органов выкрали из его сейфа оперативные карты. Однако не спешил Лаврентий, понявший, что Сталин стал заложником страха. Ежедневно Берия докладывал Хозяину новые фамилии разоблаченных заговорщиков, рассказывал о разоблаченных новых агентах западных разведок, якобы посланных для убийства вождя. Наконец, необходимые показания были получены, и Берия докладывал об итогах следствия.
— Нужно брать Жукова! — закончил он свой доклад.
— Жуков — военный с мировым именем, — ответил Сталин. — Он внес огромный вклад в дело разгрома фашистских захватчиков. Мир не поймет нас! Не поймет нас и народ. Сейчас — не тридцать седьмой! Люди поумнели во время войны. Объявить им, что Жуков — предатель, в-первую очередь подорвать их доверие к нам, самим.
— Что же с ним делать?
— Жукова уберем из Москвы. Поставим командующим каким-нибудь небольшим военным округом. Остальных — в лагеря. А этого придурка — Кулика — расстрелять! — отдал Хозяин распоряжение, выполненное незамедлительно.
За дело военных Пашку наградили вторым орденом Ленина. Эту награду приурочили к 30-летию службы Жихарева в органах. Сталин при этом посетовал, что труд военных в стране не ценится и предложил награждать их орденами за выслугу лет. При этом он заявил, что подобная мера не принесет стране экономического ущерба, поскольку совсем недавно были отменены все выплаты и льготы орденоносцам.
Вручение награды отмечали в квартире Жихарева. Жены приятелей-генералов восхищались всем: площадью, планировкой и убранством пашкиного жилья. Все сетовали, что он не женат по сей день. Кое-кто даже предлагал познакомить с вдовами друзей и племянницами. Пашка отшучивался, но на душе у него скребли кошки. После смерти Ирины он перестал реагировать на женщин. К этому потрясению добавилось известие о гибели матери, которую последний раз видел в апреле 1946 года. Незадолго до блокады Ленинграда ее перевели с партией заключенных в район станции Хвойная. Там она сначала трудилась на строительстве Савеловской железной дороги, соединившей Питер с Москвой. Сталин разрешил Пашке отлучиться на три дня. Калинин, для коего и был построен этот участок дороги, чтобы было ездить в родной Кашин, предложил Пашке свой салон-вагон. До Кашина они ехали вместе. Затем поезд без остановок довез Жихарева до Хвойной. Эти места не были затронуты войной. Густые сосновые леса с двух сторон вплотную подступали к железной дороге. Редкие станции выскакивали и вновь тонули в них. Темно-зеленое море колыхалось под весенним ветерком, как бы захлестывая поезд. Снег еще лежал в лесу, но уже появились проталины с голубоватым мхом.
На станции Пашку встретил начальник лагеря. Подобострастно мельтешили вокруг чины из администрации. Мать дослужилась до воспитателя. В офицерской гимнастерке, румяная от целебного соснового воздуха, она выглядела помолодевшей.
— За харчи спасибо: грибы и тушенка поднадоели! Только недосуг мне с тобой, Паша, лясы точить. Новую партию заключенных привези. Прописывать надо…
— Кто у вас, мать, сидит?
— Девки, которые с немцами во время оккупации путались. Да политических немного. Есть мужики — враги народа. Нарушители трудовой дисциплины, опоздавшие на работу, или совершившие прогулы.
