И даже когда в подъезде было темно, я на ощупь безошибочно находил наш почтовый ящик, засовывал пальчик в дырочку и точно мог определить, газета там, журнал или письмо.
Я так делал много лет, пока палец не начал застревать в дырочке.
Какое-то время я переписывался с англичанином. Мне тогда было немногим за двадцать. Я познакомился с англичанином своего возраста. Познакомился с ним в Москве. Приехал в столицу из Сибири, и, конечно же, ноги вскоре принесли меня на Красную площадь. Там я впервые в жизни увидел группу молодых людей, которые говорили между собой по-английски. Они были совсем другие. На них была другая одежда, у них были другие движения… Один откололся от группы, чтобы что-то сфотографировать, и я решил с ним познакомиться.
Я хотел с ним познакомиться не только потому, что он был из другого мира, и не для того, чтобы поменяться с ним одеждой. Здесь нужно понять! Я же приехал из Сибири. Приехал в Москву. И мне очень интересно было проверить… Я хотел выяснить… Хотел узнать: тот язык, которому меня учили в школе, он вообще работает или нет?
Сработало! Мы познакомились. Обменялись адресами. Телефонами обмениваться было бессмысленно, потому что мобильных тогда не было даже в самых смелых фантазиях, а звонить по обычным номерам было тогда дорого даже для англичанина. Проще говоря, мы обменялись только почтовыми адресами. И я как-то про это основательно забыл.
Наше знакомство случилось в августе. А где-то в конце октября в Сибири, в родном городе, на самой его окраине, я вынул вместе с газетами из помятого и искорёженного почтового ящика конверт из Англии.
Какое-то время я стоял неподвижно, держа этот конверт двумя руками, не в силах поверить в то, что я его держу. В то, что я вынул его из своего почтового ящика в подъезде девятиэтажки на окраине моего родного города. Этот конверт и этот подъезд вообще не сочетались!
Конверт был прост и прекрасен. В нём не было ничего лишнего. Это был просто белый, плотный конверт. Он был не большой, не маленький. Он был какой надо. На нём было две марки. Маленькие: красная и синяя. С профилем английской королевы. А ещё на конверте были прекрасные штемпели. Круглые и в виде длинных волнистых полосок. Когда я открывал этот конверт, мне даже захотелось попытаться вдохнуть остатки английского воздуха, который, возможно, в нём задержался…
По штемпелям на конверте я выяснил, что конверт попал на английскую королевскую почту тридцать два дня назад. Тридцать дней назад он покинул Британские острова. Двадцать четыре дня назад на нём появился штемпель Центрального международного почтамта города Москвы, а три дня назад наш родной местный штемпель.
Я был счастлив! Я сразу же помчался на Главпочтамт, чтобы купить конверт для международных писем. Эти конверты были длиннее обычных, гораздо наряднее, на них красовалась таинственная надпись по-французски: PAR AVION.
Приехав на почтамт, я даже подождал, пока соберётся небольшая очередь, и, подавая деньги, сказал громко: «Мне международных… два», – сказал я так и, как бы никуда не глядя, повернул голову в сторону очереди за спиной.
Потом я вернулся домой. Сверяясь со словарём, написал письмо. Аккуратно уложил его в конверт, тщательно заклеил и очень аккуратно написал английский адрес. После этого я снова поехал к Главпочтамту, потому что только там висел красный почтовый ящик с надписью: «Выемка писем каждый час».
Я просто очень хотел хоть чуть-чуть, лично сократить дистанцию до Британских островов.
Рассуждал я очень просто: месяц письмо идёт туда, месяц обратно. Значит, через два месяца можно робко ждать ответное письмо. Но прошла неделя, и я маниакально каждый день начал заглядывать в почтовый ящик. И заглядывать не просто так, а в ожидании письма из Англии. Я ругал себя, говорил сам себе: «Ты изведёшься за два месяца ожидания! Перестань, успокойся! Ты же жил как-то без этих английских писем. Вот и живи. Что они тебе?..» И каждый раз, проходя мимо почтового ящика, я заставлял себя не глядеть в его дырочку. Но каждый раз всё же бросал в неё взгляд. И каждый раз ругал себя…
Но заглядывал я не зря. Не прошло и двух недель после того, как ушло моё письмо в Англию, как я снова вынул из своего почтового ящика ещё один конверт с Британских островов.
Он был ещё прекраснее первого. На нём было три синих марки с тем же самым профилем, на нём были такие же штемпели, как и на прошлом, но сам конверт в этот раз был нежно-голубого тона.
В самой плотности бумаги этого конверта, в самом голубоватом его тоне, в идеальном его размере было что-то глубоко английское, традиционное и незыблемое. В этом была и вся королевская английская почта, и что-то такое, уходящее в глубь веков… В этом конверте и в его цвете виделись и слышались многие тома великой английской литературы, грезился портрет Дориана Грея, Оливер Твист, доктор Джекил и даже немного Джейн Эйр.
В том конверте оказалось коротенькое письмо следующего содержания: «Дорогой друг! Почему не отвечаешь?»
Мы переписывались с моим англичанином довольно долго. Отправили друг другу по четырнадцать писем. Можете посчитать, сколько мы переписывались. А потом переписка наша погибла.
Как-то я написал очередное письмо, отправил. Через два месяца никакого ответа не было. Через три месяца я отправил письмо вдогонку… И только спустя шесть с лишним месяцев я вынул из своего почтового ящика совсем диковинную вещь – весьма потрёпанную и избитую штемпелями открытку с красивой цветной маркой, с фотографией слона и надписью: AFRICA. На обороте открытки я прочитал короткое послание: «Дорогой друг, я теперь живу и
