маленьком городе люди более человечные, а ты со своей заурядной внешностью не выдержал бы необходимости постоянно поддерживать связи с обществом. Ты был весел, когда выпивал с ними, потому что тебе требовалось освободиться от боли, накопившейся у тебя в душе. Когда на следующий день тебя, пьяного, увозил Сяошань, ты совсем не сопротивлялся, ты уже потерял естественную для нормального человека волю к сопротивлению. Тебе, напротив, было даже любопытно, куда в результате повернет твоя жизнь, другими словами, тебе было уже наплевать на свою жизнь.
Мда… Это и есть ты, истинный ты, я верно описал? Эти мысли стали зреть в моей голове, когда я прочитал твой роман, и сегодня они выплеснулись наружу прямо тебе в лицо – какое удовольствие! На мой взгляд, у меня ясно получилось изложить, и слог неплохой. Если еще немного потренируюсь, без проблем смогу стать писателем. Ха-ха!
Если бы передо мной было зеркало и я мог бы увидеть выражение своего лица в эту минуту, наверняка там была бы смесь возмущения, стыда и страданий, разрывающих сердце, – что это было бы за выражение? И что, мое неприметное лицо благодаря этим специфическим эмоциям приобрело бы индивидуальность? Жаль, что передо мной было не зеркало, а ужасная демоническая физиономия, хохочущая во все горло. Складки на его опаленном лице двигались вразнобой с мышцами, раздирая друг друга, и казалось, что еще чуть-чуть – и его лицо разорвется сильнее, так что на него совсем невозможно будет смотреть.
– Откуда ты все это знаешь? Откуда тебе известны движения моей души? Ты человек или демон? – Я чувствовал, что губы у меня дрожали, как два листика, колышущихся на ветру.
– Ты же писатель, ты должен знать это лучше меня! Проводишь расследование, собираешь факты, восстанавливаешь каждую подробность – и вот психика человека раскрывается перед тобой, как на ладони. Можешь ничего больше не объяснять. Судя по твоему виду, все, что я тебе рассказал, правильно. Ха-ха, тебе есть что добавить?
Вид у Дашаня стал еще более удовлетворенный. Если бы у меня под рукой было ружье, я без колебаний разворотил бы его самодовольную рожу. Но, к сожалению, ружья у меня не было, так что сделать я ничего не мог. И уж точно, я не мог пойти на него с кулаками – не потому, что их будет двое против меня одного и я боялся, что мне их не одолеть, а потому что храбрость вдруг полностью покинула меня. Его слова соответствовали действительности. Каждая фраза, словно пуля, ранила меня в жизненно важные органы, и духовная опора, поддерживавшая мое существование, пошатнулась и вот-вот готова была рухнуть. Я находился на последнем издыхании; мне оставалось только сидеть прикованным к этому стулу и ждать смерти.
– Совести у тебя нет. Еще и за моей спиной справки обо мне наводишь, в конце концов, ради чего ты все это делаешь? Мы ведь с тобой не враждуем, – вяло упрекнул я его.
Дашань облизнул изуродованные губы и сказал:
– Хорошо, а теперь я расскажу тебе свою историю. Слушай внимательно, думаю, ты скоро сам все поймешь.
Я бессильно кивнул в знак согласия, как будто был болен. Во мне уже совершенно не осталось былого запала – я чувствовал себя как разделанная рыба на кухонной доске.
Дашань продолжил:
– Я начну с того момента, как бросил учебу. После того как меня исключили из той гребаной школы, я поехал в Хайши. Я поклялся, что или непременно чего-нибудь добьюсь и приеду обратно, или уже никогда не вернусь. Моей первой работой было носить кирпичи на стройке. Когда я пришел устраиваться, людей у них было набрано под завязку. Я покачал головой и собрался было уходить, но на стройплощадке один ответственный сотрудник заметил меня и в исключительном порядке принял на работу. Я думаю, он пожалел меня, и я ему очень признателен за это. Так я проработал три месяца. Я только и умел, что таскать кирпичи. Работал я не изо всех сил, но зарплату получал выше, чем другие. Рабочие, с которыми я вместе трудился, хорошо ко мне относились, при встрече всегда угощали сигареткой. И я был вполне доволен своим положением. Мне казалось, что жизнь в обществе мало чем отличается от жизни в школе и она не такая уж жестокая, как говорили. Но потом я заметил, что рабочие сохраняют дистанцию в общении со мной и сплетничают у меня за спиной. Стоило мне на них посмотреть, как они сразу же опускали головы. Они боялись меня. Когда обо мне узнал начальник, он тоже стал меня бояться, и его страх оказался мне на руку. Однажды, когда я уже три месяца как таскал кирпичи, начальник вызвал меня к себе в офис и спросил, хочу ли я стать начальником охраны. Я был крайне изумлен и сказал, что не знаю, справлюсь ли. Он посмотрел на меня и сказал, что только я и справлюсь и никто, кроме меня, на это не способен. Ну ладно, чего бояться? Так в одночасье я стал начальником охраны. Другие охранники были военными в отставке, каждый из них много чего умел, поэтому они хоть и боялись меня, но не признавали и часто делали то, что я им говорил, только чтобы отделаться. Я понял, что, чтобы утвердить свой авторитет, нужна драка. И случай вскоре подвернулся. В тот день несколько рабочих спрятали большое количество короткой арматуры в баках для мусора, чтобы продать. Это было категорически запрещено, и я, получив от других рабочих донос, вместе с отрядом охраны тут же пошел их ловить. Когда мы пришли, один рослый охранник сказал, что среди провинившихся есть его земляк – и поэтому не мог бы я отпустить его? Я сказал, что это невозможно, и если нарушить правила, то потом хлопот не оберешься. Он очень рассердился и выругался. Я ему говорю: «Что ты сказал, а ну повтори?» Это его еще больше распалило, и он крепко обматерил меня и назвал *ным уродом. Я взял кусок арматуры и пошел на него. Он был высоким, поэтому схватил меня в охапку, и завязалась драка. Силы у меня было меньше, чем у него, и после нескольких схваток я понял, что нахожусь в невыгодном положении. Но я обратил внимание, что он боится смотреть мне в лицо. Воспользовавшись этим, я, оскалив зубы, пошел во фронтальную атаку. Я, как дикий зверь, кусал его лицо и шею. Я знаю, что в тот момент выглядел так, что самому было бы страшно на себя смотреть; он действительно испугался, и, развернувшись,
