Отзыв был правильный.
В умело замаскированном травой и ветками окопчике сидели невысокий снайпер, раскосый дяденька азиатского вида и совершенно неопределенного возраста, в маскхалате и пилотке с обязательной, обмотанной для маскировки обрывками тряпья и снабженной оптикой мосинской винтовкой. Вторым в окопе был парнишка лет, наверное, пятнадцати-шестнадцати, в новеньком ватнике, великоватых кирзовых сапогах и ношеной кепке, с «ППШ» и биноклем на шее. Снайпер назвался младшим сержантом Семеном Номохановым (как потом выяснилось, по национальности он был тунгусом – практически стереотип из глупых сериалов нашего времени), а паренька звали Вася Сдасюк. Он, как оказалось, два года партизанил в этих лесах и великолепно знал все мыслимые проходы через болота. Кстати, пулеметчики с «Дегтярем» были размещены именно по Васиной «наколке», как раз перед одним, известным многим местным поселянам проходом через топь.
– Ну, что тут у вас? – спросил я шепотом, когда мы с разведчиками сползли к ним в окоп и слегка отдышались.
– А вон там, – показал Номоханов рукой куда-то в сторону болота.
– Где?
– Да вон там, разуй глаза, товарищ командир…
Моих погон под маскхалатом и ватником было не видно, и, видимо, поэтому снайпер, так же, как и сопровождавшие меня разведчики, держал мою персону за офицера. Я не спорил.
От обычного бинокля толку в этой тьме было мало, а инфракрасной оптики или тепловизоров еще не догадались придумать. Пришлось максимально напрягать зрение. Я присмотрелся и действительно увидел слабый такой зеленовато-желтый огонечек, который медленно двигался на болоте. На глаз до него было метров пятьсот.
– Видел? – спросил Номоханов.
– Да.
– В сумерках их сначала было три, сейчас остался один. По-моему, над землей он метра на полтора, не меньше…
– То есть?
– Ежели это человек, а это у него, к примеру, какой-нибудь электрический фонарик, то он у него висит или на груди, или даже на голове.
– Ты это как определил? Темнота же, практически ни хрена не видно?!
– Повоюешь с мое – еще не тому научишься…
Это он верно подметил, тем более у него зрение точно должно быть не в пример моему, небось на гражданке в тайге бил белку в глаз а медведя в ухо в любое время года, при любых погоде и времени суток. Таежник все-таки, может, он вообще в полной темноте видел, как филин или рысь?
– Много гадов уже настрелял? – поинтересовался я у Номоханова.
– Девяносто два, однако…
– Силен. Ты хоть что-нибудь, кроме самого огонька, видишь?
– Что-то вижу, но далеко, до него же с полкилометра, не меньше…
– Так. Если мы предполагаем, что это человек – сможешь снять его одним выстрелом?
– Да.
– Тогда бить по моей команде.
Сказав это, я приказал одному из разведчиков метнуться к позиции пулеметчиков. И сказать, чтобы они минут через десять пустили пару очередей, но не в огонек (который они все равно не видели), а в сторону, чисто для отвлечения внимания и шумового оформления. Разведчик приполз обратно и доложил о том, что передал, мол.
– Они сказали – щас, – закончил он свой доклад.
– Ну тогда приготовились, – сказал я Номоханову, который уже начал целиться.
Пулемет замолотил, как это бывает в таких ситуациях, совершенно неожиданно для нас. Пули не были трассирующими, и при стрельбе пулеметчики себя не выдали.
– Огонь, – скомандовал я снайперу.
Бахнул одиночный выстрел, практически не слышимый за пулеметным тарахтением. Потом пулемет наконец замолчал. Огонек на болоте дернулся и будто бы скатился вниз, а потом замер где-то на уровне почвы, едва видимый за болотной травой.
– Не двигается, – констатировал Номоханов. – Похоже, упал.
– Ясный перец, ты же его явно наповал, – сказал я и приказным тоном предложил остальным: – Ну что, сползаем, посмотрим, что это такое?
Возражений не последовало, так что поползли, как и были, впятером. Впереди двое разведчиков (эти парни ползали практически бесшумно, чего я не мог сказать о своей персоне – реальный боевой опыт, как известно, нельзя пропить) с местным проводником Васей. Ну а мы с Номохановым следом за ними.
Как оказалось, ползти по-пластунски по болоту – крайне неприятное ощущение. С одной стороны – трава и кустарник вроде бы были сухими, но вот
