Мимолетная вспышка раздражения: я уже приготовилась к активному неприятию этого человека, и выражение изумления на его лице не умалило мою убежденность.
– А вы можете математически отразить ее свойства? – бросила я.
Слова, ассоциируемые с женскими качествами: чувственная, сдержанная, воспитанная, сострадательная, эмоциональная.
– …гольф?
Он говорил что-то банальное, вероятно, перечисляя вещи куда более интересные, чем математика. Мореплавание, саке, сумо… гольф.
Я подхватила канапе с проплывавшего мимо подноса, позволив себе чуть повернуться, причем так, что Гоген мог видеть лишь мой затылок, и, разумеется, даже он не смог бы по этому меня распознать.
– Гольф, как интересно, – мелодично проворковала я, раскатывая разрезанный овощ между пальцами, прежде чем раскусить его пополам.
От этого моего движения он вздрогнул, и мне понадобилось мгновение, чтобы заключить, что именно это откровенное зрелище того, как женщина ест, с аппетитом, обнажив зубы, выставив вперед губы, держа жирными пальцами наполовину съеденный бутербродик, и вызвало у него такое отвращение. Я облизала губы, широко улыбнулась, глядя в его изумленные глаза, а потом очень медленно, исключительно напоказ, вытерла пальцы о рукав платья. Он выпучил глаза, а я взяла его под руку и спросила, впившись взглядом в его светло-серые глаза:
– А вы играли в клубе «Сайпресс пойнт»?
Пара секунд, в течение которых его одолевали противоречивые мысли. Секрет мошенничества в том, что надо всегда бить в область самых сокровенных желаний, а любой фанат гольфа мечтает сыграть в «Сайпресс пойнт».
– Нет, – выдохнул он. – Но я знаю, что здесь есть кое-кто из членов этого клуба.
– Я вступила туда, набрав девятьсот пятьдесят тысяч баллов, – ответила я, чуть поигрывая пальчиками на его локтевом сгибе. – Вы не видели совершенства, пока не увидите «Сайпресс пойнт».
– Как вам это удалось?! – Теперь зависть, заставившая вновь обратить на меня внимание. – Я столько лет пытаюсь туда попасть!
– Отыграла игру, – пожала я плечами. – Я достигла совершенства.
– Я тоже, – ответил он. – Но моя жизнь останется неполной, пока я не сыграю на той площадке.
– Обязательно сыграете. Теперь вы можете стать, кем захотите.
Мои пальцы по-прежнему у него на локте, не разрывая контакта. Гоген у меня за спиной, но теперь я была уверена, я знала, что делала, снова все под контролем, управляя всем вокруг себя, этим человеком, собой, да, черт подери, и миром тоже. И поганым миром тоже.
Совершенство: подняться над всем человеческим в своей идеальности.
Затем он произнес:
– Меня зовут Паркер.
И тут на мгновение у меня снова перехватило дыхание, и мне пришлось выровнять его, загнать поглубже в грудь и сосчитать от десяти до одного.
– Вы слышали обо мне? – спросил он, видя, что мое молчание затянулось.
– Когда-то я знала одного Паркера, – ответила я. – В Нью-Йорке.
– Это невозможно! – хмыкнул он. – Я – единственный и неповторимый Паркер из Нью-Йорка.
– За исключением Человека-паука. – Слова – я помню, как читала их, а не слышала, но все же… – Я уверена, что если бы мы встречались, я бы вас запомнила.
Похоже, что-то промелькнуло в его взгляде, но улыбка осталась прежней.
– Я тоже уверен, что запомнили бы.
– А чем вы занимаетесь, Паркер? – Снова его поворачиваю, используя как прикрытие от глаз Гогена, манипулирую его телом, легонько, еще легче.
– Казино. Несколько лет назад мне крупно везло за игорными столами, а теперь я владею столами, за которыми мне везло.
– А давно у вас «Совершенство»?
– Три года.
– И как вы находите процедуры?
– Могу честно сказать, что они изменили всю мою жизнь.
– Каким образом?
– Они сделали меня тем, кто я сейчас.
– И кто же это?
– Кто-то, кого стоит запомнить.
Мои пальцы по-прежнему у него на руке, ему хотелось быть физически ближе ко мне. Я решила, что он вожделел не меня, а скорее возбуждался от самого себя. Соблазнение меня давало отдушину для выражения его блеска и лоска. Такими тщеславными очень легко манипулировать. Его тело, на полшажка ближе, его бедро, коснувшееся моего.
