черное. — А зажигалка есть? Был же тут рубильник, аварийное… Трамвай, Дмитсергеич, это какой-то недопаровоз… — Борис отчаянно пыхтел снизу. — Чучело, а не нормальная машина. Чего только не вытерпишь, чтобы на яхте по Кубе рассекать. Ты как там, не зашибли? Мне вот съездили, последний мозг чуть не выбили.
Романов ухмыльнулся в темноте.
— Что это за парни?
— Синие. Четвертая власть, но чего хотят, не разобрались. Ходят, понимаешь, стекла колотят. Налетят, и привет. Главное под руку не попасть, прибьют. — Он, кряхтя, потянулся в самый дальний угол, там что-то щелкнуло, и призрачный свет осветил кабину. — Ну вооот, я же говорил!
Романов зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, как Борис нахлобучивает пятнистую болотного цвета кепку, одновременно с этим пытаясь пристроить лопаты и небольшой лом в угол кабины.
— Ну, тронулись, пока эти не вернулись. — Борис потянул рычаг, и кабина дернулась. — Давай не светись в окошке, присядь, давай присядь. — Он потянул Романова за рукав.
— А вы-то, Борис Альфредыч, какая по счету власть? — мрачно сказал Романов и уселся на пол.
— Мы-то? Мы вторая! — Он обернулся к Романову и заулыбался. — Аккурат успели, давно поджидали… Натерпелись, Дмитсергеич. Я второй раз здесь. Вместо Кубы, всекаешь, что огреб — набор спиннингов. И знаешь, что в нагрузку — Галину мою теперь из дому отпускать нельзя, по мужикам сразу намыливается. Сами рулить будем всей системой, сами решать. Как на площади первый раз полыхнуло, мы и выступили… Поехали!
Трамвай двинулся вперед, отчаянно зазвенев и брызнув искрами в лобовом стекле.
— Наш паровоз, вперед лети! — запел Борис.
— Что рвануло, где? — не понял Романов.
— Тебе лучше знать что, — забулькал Борис. — Кто, спрашивается, пождигал-то! — Борис подмигнул ему. — Шуму было, я тебе скажу. Что никто не погиб, спасибо тебе, конечно, но я не всекаю, ты чего хотел-то, а? Только ж народ взбаламутил! Прямо закрутилось все. Держись, начальник, с горки рванем! — Трамвай несся с моста вниз, отчаянно дребезжа и подпрыгивая, Романов ухватился за стойку кресла.
— Я ничего не поджигал. Я вообще-то в тюрьме сидел, — растерялся Романов. — В камере, только вышел… а когда все началось?
— Да как увезли тебя со двора, так часа через два все и началось. Говорят, ты, значит, всех в машине уложил и сбежал… А может, у тебя память отшибло, а, начальник? — Борис обернулся к Романову и несильно пихнул его ногой в коленку. — Дыму надышался?
— Да в какой машине? — Романов понял, что ничего после удара во дворе он не помнит. — В тюрьме я сидел, говорят вам, — мрачно повторил Романов. — Дальше что было?
— Ну как же, загорелось, значит, на площади, потом на складах. Потом, не припомню, сразу на вокзале или сначала на рынке. Что потом у нас… Продуктовые склады бензином залили… Вокзал перекрыли… Ну а потом… с договорами у всех разладилось, объявили, что кнопки аннулированы, и скоро по домам. Тут и понеслась, стало быть, революция. Ты что, революцию забыл?! — Борис пихнул его в вывихнутое плечо и загоготал.
Романов молчал, мысли разбегались в разные стороны.
Трамвай снова, свистя тормозами, остановился. Борис щелкнул тумблером на панели, обернулся к нему и заговорил отрывисто и взволнованно:
— Дмитсергеич, айда новую власть строить, у нас отряд хороший, надежный, мужички рабочие. Сестриц мы скрутим, синенькие подвинутся, и все лучшим образом обустроим. По правилам, всекаешь? По справедливости. Но не так, как при тебе было, без бонусов, от них все натерпелись. Надоело Галину из чужих лап выцарапывать, — он меленько захихикал. — В городе есть богатство, сила тайная, это ясно. Ты нам ее… отдашь. Но чтоб всем поровну, и никаких! — Романов услышал в голосе Бориса голодные нотки, словно тот стоял во главе большого и богатого стола, замирая от предвкушения. — Ты сегодня на великом переделе сам давай распорядись, лично. Я тебя туда доставлю, но уж ты там заяви о нас.
— Что еще за великий передел? — спросил Романов.
— Ой, брось, — Борис сощурился, — сегодня, значит, судьба народа решена будет, а ты не в курсе? Давай не крути, становись на нашу сторону, мы — сила. Или ты за баб, может, за сестер то бишь?
Трамвай резко остановился, Романов приподнялся и выглянул в окно. Повсюду куда хватало глаз растеклась темная масса людей, у каждого что-то белело на груди.
Борис переключил перед собой тумблер, открыв двери. — Тут пост, сейчас пропустят, — он присел к Романову и, цепко ухватив его одной рукой за плечо, зашептал в самое ухо.
— Ну что? Ты с нами, а? Дело тебе предлагаю, будешь опять главным, а я тебе помогать стану, — его горячий шепот звучал в самой романовской голове. Романов попытался стряхнуть его, но Борис только крепче сжимал плечо так что становилось почти больно.
За спиной зашаркали, в трамвай, наскакивая друг на друга, поднимались люди. Они толкались, бухтели басом и тяжело дышали. В руках у них были лопаты и молотки.
— Смотри, Сергеич, соглашайся сейчас! — услышал опять свистящий шепот Романов. — Ну? — еще раз просвистел Борис и тут же заорал: — Победа, мужики! Поймали паразита! Вяжи его!
