— Вы живы, — почти с упреком произнес Романов, — в городе говорят, вы сгорели.
— Едва не обуглился, вообразите себе! — Беган-Богацкий взволнованно хлопнул Романова по плечу. — Но судьба разжала зубы, это было провидение, я благословляю этот пожар во веки веков. Вы не можете себе представить, что за сокровище мне досталось. В архиве провалился пол, я выбирался наощупь, и там, представьте, была ниша, а в ней… — старик потряс в воздухе ящиком. — Но постойте, — он округлил глаза, — ведь на вас облава, голубчик, настоящая охота, известно ли вам это?
— Не преувеличивайте, — Романов неуверенно усмехнулся. — Люди ополоумели, ищут виноватых.
— Вдобавок ходят слухи о ваших приключениях и проказах, которым я, конечно, не верю… — Беган-Богацкий сложил руки у груди в знак доверия, но его цепкий взгляд сверлил Романова изо всех сил. — Слушайте меня, город разделился, вас ищут две армии, — он приблизился и прошептал: — Они думают, что из-за вас город массово перестал исполнять желания! А за вашу голову назначена такая цена… — он смерил Романова взглядом, словно прикидывая стоимость, — что я удивлен, как это вас не разорвали по дороге. Аккумуляция всех бед и несчастий в одной персоне — перед нами учебники истории и социологии вместе взятые! — старик хлопнул себя ладонью по коленке.
— Персона сомневается в ваших выводах, — Романов с удивлением смотрел, как старик восторженно машет крыльями своего халата, — и она против.
— А представляет ли она, что с ее силой, персона по всем расчетам должна будет скоро возглавить эти массы? — старик вцепился в романовское плечо так, что Романов застонал, — это же наивероятнейший вариант! Но то, чем я теперь обладаю, — он обнял узкий ящик, — наше спасение, у меня подлинники первых купчих крепостей! Вы знаете, что это? Это как первая домовая книга города.
— Гениально, вы можете выставить владельцам счет за просроченную квартплату. Старик Теддерсон не платил за электричество? — спросил Романов, оглядываясь.
— Что вы несете, вы же искали свои заветные здания?! Это как получить свидетельства о рождении на дома, с которых начинался город. Позже мы с вами обстоятельно их разберем. А сейчас некогда!
— Нет никаких заветных зданий, — невесело сказал Романов. — До вас дошло, что наши желания в каланче не исполнились? Так что покажите мне, где здесь черный ход. Я пойду домой, дождусь Макса, высплюсь и обо всем подумаю. По улицам бродят борисовские мужики, опасности они не представляют, но нервы потрепать могут, — Романов поднялся, и перед ним опять взметнулись золотые птицы на наряде старика.
— Да, мы ошиблись с каланчой и разозлили его. И мы получим бонусы, будьте покойны! Я чуть не сгорел и едва вывернулся! — Беган-Богацкий говорил возбужденно. — И гонятся за вами именно поэтому. Ученый не должен пасовать перед такими мелочами! Но вам нельзя отсюда выходить по другой причине. Именно сейчас здесь произойдет что-то важное. Я выследил одного типа — настоящий серый кардинал. Он долго готовился к сегодняшнему дню, — старик погрозил пальцем в воздухе, а потом схватил романовскую ладонь.
— Я хочу домой и спать, — Романов выдернул руку и, помедлив, добавил: — Я рад, что вы не сгорели.
— У него ваше зеркало! — громко выпалил старик и тут же зажал себе рот рукой.
Спустя несколько минут они продрались через завал из сломанных декораций, почти наощупь поднялись по узким ступеням железной лесенки и оказались в тесной комнатке, обитой войлоком. На полу распластался матрас, укрытый стеганым одеялом, в углу высилась стопка круглых катушек с пленкой. В стене, над пультом со множеством черных ручек, виднелись небольшие окошки. В одно из них любопытствовал древний киноаппарат.
— Если вы планировали кинопросмотр, то мне еще нет восемнадцати, — огляделся Романов и направился к выходу. — А на этом матрасе я ночевать отказываюсь. Расскажете мне о своем подозрительном типе как-нибудь потом. А зеркало я…
— Раз-раз! Раз-два! Угол падения равен углу нападения! — раздался откуда-то снизу знакомый громкий голос, усиленный акустикой зала. Романов бросился к узким окошкам, в которые отлично была видна сцена и зал с рядами деревянных кресел.
Там внизу, на подмостках, по самому центру, стоял Макс в белоснежной рубашке. Засунув руки в карманы брюк и покачиваясь на носках, он выкрикивал свои обычные разминочные скороговорки, как всегда, когда готовился к лекциям и докладам. Позади него от невидимого потока воздуха шла волнами растянутая тонкая ткань задника с силуэтом восточного города, с полумесяцами мечетей. В отдалении стояло романовское кресло с оленями — на пустынной сцене оно выглядело как трон. В зале царил полумрак, но два луча софитов выхватывали из мутных сумерек белоснежную фигуру Макса и какой- то плоский предмет рядом с ним, завешенный мешковиной.
Романов с трудом подавил в себе вдруг вспыхнувшую предательскую радость, почти всегда возникавшую в присутствии Макса, уверенность, что тот устроит все лучшим способом из возможных, придумает и спланирует так, чтобы все были в выигрыше. Почему Макс держится так, словно давно и увлеченно занят своими делами здесь, в его городе? И при этом не удосуживается посвящать в них Романова. Может быть, он даже и не намерен был встречаться с ним?
Макс обернулся к накрытому мешковиной предмету и перевел от него взгляд на зрительный зал. Затем взглянул на часы и принялся отсчитывать пальцами секунды. Когда он закончил, откуда-то донесся еле слышный перезвон. Макс сдернул мешковину, под которой обнаружилось романовское зеркало. Романову захотелось крикнуть что-нибудь шутливое о праве на частную собственность, но его перебил истерический шепот Беган-Богацкого.
— Вас заметят! — прошипел ему на ухо старик. — Отсюда и так прекрасно видно, не нужно свешиваться из окна! Видите, вон там стоят ваши вещи.
