задерживаясь на редких купах деревьев, выманивая их из темноты и придавая им таинственную объемность. Бледный и растрепанный Ренат стоял, упершись животом в парапет, наклоняясь над водой, почти переломившись пополам.
– Ясно! Ясно! – бормотал он.
Сильно сжал виски. В этот момент слева из его головы выскочила маленькая змейка. В сумраках на фоне светящегося ореола над водой она была видна как яркая пылающая изломанная голубоватая линия, прорисованная нервной прихотливой рукой. Сам Ренат не мог ее видеть. Только ощущал над ухом ее палящее присутствие и легкое потрескивание. Следом его выпрямило словно резким ударом. Снова сжал виски. Змейка, виясь, обхватила голову. Он почувствовал, как тупая, давящая боль в голове уступила место горящему, налитому раскаленным ядом пульсированию.
Обхватив голову, стянутую горячим ободом, Ренат стал чуть-чуть приподниматься над серым и сырым, поблескивающим отражениями окружающих свечений, асфальтом набережной. Капли начинающегося дождя и брызги волн не оставляли на нем нималого следа, моментально испаряясь, даже несколько шипя перегретыми водяными пузырями.
Ренат не замечал воды, достигшей уровня парапета и перевалившей через него. Ровным покачивающимся слоем она покрывала уже все плоские пространства парка и прилегающих к нему площадей. Обернувшись, Ренат заметил вдали маленькую фигурку, приближавшуюся к нему, пересекая залитую площадь.
– Николай!
Неожиданно для всех в ту ночь в Москве началось наводнение. Действительно, мало кто ожидал.
– Значит, все-таки Петербург.
– Может быть. Хотя нет, нет, Москва. Правда, атмосферически-климатические условия подобному вроде не способствуют. Привычное доминирование юго-восточных ветров, удаленность от обширных водяных резервуаров: Опять-таки, близость огромных площадей пустынь и полупустынь. Хотя, конечно – порт пяти морей. Мощные силы влияния и, честно скажем, прямая необходимость, даже потребность. Высшая потребность.
Многие пытались объяснить все обычными природными катаклизмами. Потеплением земного климата, переменой направления основных воздушных и водяных потоков, таянием ледовых шапок Северного и Южного полюсов, смещением магнитного и геофизического центров земли, осевыми колебаниями и планетарными возмущениями, космическими испытаниями и воздушными незарастающими дырами. Много всего. Ссылались на неверный человеческий фактор. Говорили, что кто-то долго и упорно смотрел на воду. Причем регулярно и на протяжении достаточно длительного времени. Говорили, что в самом начале видели на площади перед парком две мужские фигуры, стремившиеся навстречу друг другу от разных ее концов. Одна – от набережной. Другая – от нелепого памятника, окруженного огромным количеством бронзовых людей. Эти, неодолимо стремившиеся друг к другу две мужские фигуры, одетые в черное, почти горизонтально летевшие к центру их неминуемой встречи, схлестнулись ровно посередине и понеслись вместе дальше, куда-то поверх вод. – Так рассказывали.
Такое вот сообщение.
Местные леса простираются далеко. Очень далеко. Беспредельные лесные массивы. Еще неизведанные и не изведенные интенсивным земледелием и скотоводством. Бегут, бегут далеко на Запад. До реки. Обрываясь на крутом берегу прямо над самой водой. Как разгоряченная лошадь у края обрыва, откидываясь назад, хрипя и упираясь ногами в крайнюю кромку. Некоторые же, не рассчитав, падали головами вниз. Так и виднелись, разбросанные по всему широкому песчаному берегу, некогда сплошь покрытому водой некогда полноводного потока. Это сейчас все обмелело и проявилась обширная полоса мелкого речного песка. Вместе с ней обнажились и многочисленные, ослепительно сверкающие под ничем не отягощаемым солнцем белые кости и круглые аккуратные черепа. На песке, между костей и черепов, и дальше, дальше, уже ближе к лесу, в тени подступающих деревьев виднелись многие следы – однопалые, двупалые, трехпалые, четырех-, пяти-, шести – и много-многопалые. Последние тяжелым отпечатком глубоко уходили во влажный песок и темнели пленкой моментально заполнявшей их воды, изредка взблескивающей под лучами проходящего над ними местного вертикального солнца. А так – тишина. Никого. Только кости да черепа. Иногда и целехонькие скелеты невообразимого размера и конфигурации. Но все тихо. Без малого стона или пения, скажем.
С противоположного берега начиналась плоская плодородная земля, изредка прерываемая легкими вздохами мохнатых холмов, покрытых плотной травой и разной мелкой растительностью. Во многих таились укрытия и пустоты. Отдельные были насыпаны недавно. Однако большинство возвышалось здесь издавна. Внутрь некоторых кто-то входил, и кто-то из них выходил. Никто не мог сказать о входящих и выходящих что-либо конкретное, убедительное. Никогда их не видели. Но знали о них почти все. И знали точно, достоверно, с некоторыми удивляющими невыдуманными подробностями. В одном из них якобы захоронена женщина, временами оттуда исчезавшая и оставлявшая своим заместителем паука. Какого паука? Почему паука? Да и какой паук заместитель? Хотя, почему – нет? Если внимательно и непредвзято присмотреться, без всяких там эмоций и атавистических перверсий, то чистота и точность строения подобных устрашающих существ с их прямо-таки непорочно-математически рассчитанными и строго пропорциональными членами и сочленениями полны завораживающей, истинно пугающей красоты. Красота ведь, как известно, страшная, безумная сила.
Если кто-то по случаю и злосчастию оказывался внутри помянутого холма в отсутствие женщины, то моментально попадал в огромные лапы ослепительного паука. Принимал, насколько мог, обличье девы и томился до поры ее возвращения. Когда же снова являлся на свет, окончательно отвыкший от наружной яркой жизни, то кто бы мог поверить его россказням и бредням. Да и самому его появлению. Некий из тьмы. Так их, периодически
