температуры космического вакуума без вреда для упакованной тушки. И наоборот, в нем можно хоть в вулканической лаве купаться, если, конечно, прикрыть тыковку, для чего существует комплектный шлем, который нам выдадут позже.
Потом Барака показал нам спортзал, хм, если это можно так назвать — комнату-трансформер, представляющую собой большую полосу препятствий. Cazzarolla, ce bella ficata![57] Барака заперся в «комнате управления» и парил там чем-то вроде кальяна, а мы — от меня до последнего ботана — балдели, изучая внутренности этого спорткомплекса.
И ведь реально коридор смерти — тут тебе и лезвия, вылетающие хрен пойми откуда, и пламя, даже лазерная пушка наблюдалась… Мне в руку попало, зацепило слегонца. Костюму хоть бы хны, а мне ожог второй степени. Che cazza, мужчину шрамы украшают.
Одному молчаливому пареньку больше досталось — даже электрической дугой попало, когда он не за ту перекладину на стенке схватился. Он с высоты вниз хряпнулся, думаю, все, merdatta[58].
Гляжу, он уже на бок перевернулся и встать пытается. Только ноги не шевелятся. Cazzarolla, никак хребет сломал!
— Лежи, — говорю, — не дергайся, чтобы хуже не было. Я помощь позову.
— Зачем? — спрашивает он, поднимаясь на руках, а ноги как лежали пластом, так и лежат.
Я ему:
— Stronzo, ты, похоже, спину сломал. Ноги чувствуешь?
— Сейчас еще нет, — отвечает он. — Как раз этим занимаюсь.
И тут у него левая нога начинает подгибаться. У меня от сердца отлегло. Grazie de Dio, значит, хребет цел.
— Тебя как зовут, pacco di merde? — спросил я его.
— Фредди, — сказал он. — У меня с детства ноги не работали, я ходить только полгода назад начал. А тебя как зовут?
Я ему не поверил, конечно, но ответил:
— Призрак. Чего ж ты в коридор прешься, если еле ходишь?
— Именно поэтому, — тут он улыбнулся первый раз, — потому что тяжело.
— Che cazza, это тяжело? — изумился я. — Это называется «невозможно»!
— Вот и посмотрим, — ответил он уже серьезно. — Ну что, полезли? Давай, кто быстрее до верха доберется.
— А давай, stronzo, — согласился я зло. — Разобьешься — пеняй потом на себя.
И мы полезли. Ух, это было круто! Я лез, уворачиваясь от всякой cazzatta, этот инвалид не отставал… ну, я-то, конечно, первый добрался, хоть перед самым краем чуть вниз не рухнул, когда какая-то хрень мне прямо в лицо вылетела. Саданула по челюсти — будь здоров, у меня аж синие звездочки из глаз посыпались. Я наверх забрался, увернулся еще от какой-то caccare paco di merde. И тут залезает инвалид — рожа в крови, на щеке длинная рваная рана, но довольный. Пыхтит, отфыркивается, а потом говорит:
— В следующий раз я тебя сделаю.
— В следующий раз, чуваки, спрашивайте совет, прежде чем куда-то соваться. — Сhe cazza, откуда здесь Барака взялся? Я не сразу допер, что это голограмма. Из тех, хороших, что от живого человека не отличишь. — Могли и убиться, в этот туннель без шлема входить просто идиотизм. Фредди, дуй к Апистии, если не хочешь на лице украшение в виде шрама.
Сбоку открылся вполне безобидный коридор, и парень, кивнув, направился к нему, но потом остановился, повернулся ко мне как-то странно: сначала корпус развернул, потом ноги переставил — и протянул руку:
— Бывай, Призрак, еще встретимся.
— Без вариантов. — Я пожал руку. — Опять тебе задницу надеру, stronzo!
— Посмотрим, — улыбнулся он. — Классный ты чувак, бро.
— Ты тоже, — ответил я. — Привет мегере!
— За что ты так Апистию? — фыркнул Барака, когда коридор (я так понял, нормальные двери на базе есть только в жилых блоках) закрылся. — Случись с тобой что, она тебя по кусочкам соберет.
— Потому что… — Я махнул рукой. — Ай, какая разница?
— Дурак ты, Призрак. Потом сам поймешь. Кое-кто уже понял, тебе просто повезло.
— В чем? — удивился я.
— Скоро узнаешь, — ответил Барака. — Там в углу стол, на столе твоя награда. Отдашь Джинну, он знает, что с ней делать.
— А выход где? — Я надеялся, если честно, что Барака и мне откроет коридор.
— Там же, где и вход, — ответил Барака. — Слезай по стенке, потом через лабиринт и в спортзал. Fatti I cazzi tuoi [59].
И пропал.
