«Папочка, пойдем домой!»
«Па-ап, ну хватит уже в эту игру играть дурацкую!»
«Я к маме хочу… и пить!»
«Если не пойдем сейчас к маме, я ей все расскажу, как ты нас только булкой с вареньем кормил! Вот так вот!»
«Ну, ты же обещал, что подождем еще немного и пойдем. Мы уже ждали немного, и еще немного, и опять не идем!»
«Ну, пойдем уже к маме, мы ничего-ничего ей не скажем, совсем ничего! Только пойдем, ну, пожалуйста!»
Дети ревели, что есть мочи. Звали маму, просили пить. Захотели убежать, но отец словил их и крепко прижал к себе. Так и держал, пока те не уснули, обессилев от рыданий. Снова наступила тишина, изредка нарушаемая всхлипываниями и посапываниями детей. Но вскоре послышалось еще кое-что: звук падающих сверху капель. То ли конденсат, то ли труба где прохудилась – не важно: это была вода! О том, что она может быть ядовита или радиоактивна, не было даже и мысли: жажда была просто смертельная, в прямом смысле. Под капли тут же приспособили банку из-под огурцов. Спустя несколько часов удалось смочить разъеденные солью губы.
Неподалеку нашлась пустая консервная банка и какая-то ветошь. Рассмотреть не удалось особо: мобильник вдруг пискнул и погас…
– И как же они там? Совсем без света? – один из бойцов на секунду закрыл глаза, поежился и придвинулся поближе к костру.
– Не перебивай! – впервые за вечер заговорил Игнат. Бойцы переглянулись, а Митрич продолжал:
– Говорят, когда жизнь висит на волоске, к людям приходит озарение, просыпаются скрытые резервы, и все такое прочее. Не знаю, правда это или нет, но, посидев немного в темноте, Пеликан начал вспоминать разные советы по выживанию, прочитанные в каком-то мужском журнале. Эх, надо было не на теток пялиться, а внимательнее читать, думал он, сминая зубами аккумулятор мобильника. Вытащил из кармана билетики, покрошил деньги (такие бумажки, которыми расплачивались тогда заместо патронов). Обложил все это ветошью… Добиться нужной искры, закоротив батарею, получилось далеко не с первого раза. Но все же получилось.
На освещенной костром части туннеля мусора практически не было. Подцепив дрожащее пламя на длинную щепку, Пеликан направился искать топливо для костра в сторону Волжской.
Вплоть до самого завала не нашлось ничего, годного на растопку. А там… Глыба на глыбе и бетонное крошево. Под обломками, разжеванные в кровавую кашу, лежали тела. Закрыв лицо рукой, чтобы хоть как-то приглушить густой смрад, словно стервятник, он потрошил карманы погибших. Ключи, пластиковые карты, деньги… Первый покойник, второй, третий… Зажигалка!
Вернувшись к костру, он швырнул в сторону ворох окровавленного тряпья, еще недавно бывшего одеждой и, весь мокрый и липкий, свернувшись калачиком, лег рядом с детьми.
Митрич остановился и стал шарить по своим карманам. Чья-то рука протянула раскрытый портсигар. Все с нетерпением ждали, пока Митрич раскурит подаренную папиросу. А тот, как специально, все делал не торопясь и с чувством.
– А куртка и впрямь была кожаная, не обманули чурки! – Митрич закашлялся и сделал новую затяжку. – Но уж очень непросто было разрезать ее ножовкой. Полотно постоянно застревало и скорее рвало кожу, чем резало.
Вареная кожа была ужасна на вкус: выбить запах краски полностью так и не получилось. Дети плакали и отказывались есть эту «горькую жвачку». Приходилось разжевывать самому и, где уговорами, а где угрозами, запихивать еду в детей.
Сколько так прошло времени? По ощущениям, дня три или пять, а может, и вся неделя. И практически в полной тишине: сил на разговоры уже не оставалось. Неожиданно для себя Пеликан обнаружил, что дети почти все время спят. Один раз еле добудился, чтобы дать попить. И тут его охватила паника. Срочно нужно было найти хоть какую-то еду. Но где ее было взять? Где все эти сволочные крысы, которых он не раз видел на платформах вокзалов и метро? Где эти твари? Хоть бы одну сюда, даже больную, самую вшивую, не важно! С этими мыслями он взял ножовку, несъедобные остатки куртки и направился вглубь туннеля.
– И он ведь нашел, да? Убил крысу? – не выдержал один из бойцов. Игнат в этот раз не сказал ничего. Он сидел, уставившись в костер, казалось, его колотит крупная дрожь.
– И да, и нет, – задумался Митрич. – Когда люди с Печатников разобрали завал, нашли двух ребятишек, очень худых и немощных, но живых. Как им удалось продержаться столько времени? Их отец был без сознания. Выглядел еще хуже, чем они. Левая нога от ступни до колена обмотана окровавленными тряпками и жгутами, как будто он пытался залечить укусы неведомых тварей. Нога была обглодана буквально до кости… Рядом с ним лежала закопченная консервная банка с остатками жира на стенках.
– Значит, все-таки крысу, да? – обрадовался тот боец, что угостил папиросой. До всех остальных потихоньку начало доходить.
– Фу, блин, Митрич! Ну что за мерзости ты рассказываешь! Ну не может быть, чтобы человек сам себя… даже ради детей! Митрич!
– Не, ну как так? Даже, если… Так он бы помер, если не от боли, то от потери крови точно! Гонишь, Митрич!
– А ты спец, что ли, в медицине? Старик байку рассказал, так надо прикопаться!
Митрич молчал да хитро блестел глазами. А бойцы еще долго пререкались, пока один из них не спросил, что дальше-то было.
– А дальше вот что: хирург оттяпал Пеликану ногу под самый корень и обнаружил на костях следы ножовки. Тогда все сразу стало ясно. Детей
