– Пупсик, мне еще никто не отказывал.
– Все когда-нибудь бывает в первый раз, – ответила девушка.
Соловей потянулся к Зайке, намереваясь силой вытащить ее из фургона.
– Уважаемый, – тронул я за рукав бандюгана, – не будете ли вы так любезны отойти от моей жены?
– Я Леха Соловей! – зашипел тот.
– Поздравляю. А теперь отойдите от моей жены.
Бандит окинул меня взглядом, бросил:
– Ты – покойник.
– И вам приятного пути, – улыбнулся я.
Ну, вот. И без того проблем – вагон и маленькая тележка, разгребать не успеваешь. А тут еще птичка певчая объявилась. Удружил Быков, нечего сказать!
– В дороге на виду у всех они ничего сделать не посмеют, – шепнул мне Стриж. – А вот на постоялом дворе ночью с этими уродами ухо лучше держать востро.
Я молча кивнул: информация принята к сведению.
– Отправляемся, отправляемся! – закричал Свешников.
Рикши напряглись, заскрипели полозья, и сани медленно выехали на главную трассу.
Дорога за городом была разбита, но снег за последние дни ее припорошил, поэтому сани скользили легко. По обеим сторонам тянулся лес, впрочем, за последние годы основательно вырубленный. Иваново-Вознесенск и окрестные села нуждались в топливе, поэтому артели лесорубов ежедневно отправлялись на заготовку дров.
Один раз нам по пути попалась странная процессия. Четыре человека с автоматами и в костюмах химзащиты шли за тележкой. Еще один, погонщик, сидел на ней и лениво щелкал кнутом, подгоняя одетых в лохмотья дикарей. На тележке лежали какие-то мешки, баулы и кто-то со связанными руками.
– Зомби-хантеры из рейда возвращаются, – пояснил мне Стриж.
Часа через три поднялась метель. Ветер дул все сильнее.
– Не попадем сегодня в Тейково, – с сожалением покачал головой Свешников. Оно и понятно: для купчины время – деньги. – Будем останавливаться на постоялом дворе.
Рикши, тянувшие сани в непроглядной метели, повеселели и зашагали быстрее.
Как оказалось, в паре километров от поворота на Владимир располагался постоялый двор «Рублевские зори». Территория была огорожена железобетонным забором. В щитовых домиках располагались столовая и номера люкс. Остальные могли снять себе места в палатках.
«Рублевские зори» не понравилась мне решительно и сразу.
Сразу за блокпостом высилось некое хлипкое сооружение из мешков с песком – ткни, и развалится. К одному из мешков проволокой был прикреплен кусок картона, на котором кто-то вывел крупными корявыми буквами: «ТОМОЖНЯ».
Протиснувшись между мешками, мы оказались в предбаннике, где увидели и самого «томоженника» – сидевшего за школьной партой заросшего щетиной мужика в драном бушлате. На коленях у него лежал обрез, в девичестве бывший охотничьим ружьем ИЖ-17, которое до сих пор популярно как среди охотников, так и среди обычных жителей сельских общин.
– С вас по пять патронов за вход, – озвучил таксу мужик.
Я молча отсчитал десять патронов и положил их на парту. Таможенник проворно сгреб маслины грязной пятерней, засунул их в карман своего замызганного бушлата и сразу же потерял к нам всякий интерес.
На постоялом дворе копошились местные жители, занятые своими повседневными делами.
– Хорошо, что нам здесь предстоит находиться всего одну ночь. Меня от всего этого сейчас наизнанку вывернет. Срочно снимаем палатку и сидим безвылазно, дожидаясь окончания метели, – сказала Зайка.
Рядом крутился кто-то из подручных Соловья.
– Дорогая, с тобой вдвоем я готов безвылазно сидеть в палатке хоть месяц, хоть год, – растянул я губы в улыбке и приобнял Зайку. – Вкусный ужин, супружеские обязанности, все такое.
Еле слышно прошептал ей:
– Не забывайте, что по легенде мы – супружеская пара. И боюсь, что в обществе господина Соловья и его подельников расслабиться у нас не получится.
– Муж – объелся груш. Шевели ластами к гостинице, – подыграла мне Зайка.
Немного поторговавшись с хозяином постоялого двора, мы сняли жилье – видавшую лучшие времена палатку.
Посидев минут десять в наших апартаментах, я решил прогуляться по территории постоялого двора.
