– Солнышко, я прошвырнусь, посмотрю, что тут и как! – громко сказал я Зайке и шепнул: – Нас пасут. Держите при себе пистолет.
Та кивнула и громко ответила:
– Через час будем ужинать, муженек. Не опаздывай.
На постоялом дворе народу заметно прибавилось. Были здесь не только местные барыги, но и челноки из Суздаля. Заглянули даже купцы из Коврова и Владимира. Этих можно было сразу узнать по уверенному взгляду. Да и выглядели они более сытыми.
В палатке, приспособленной под столовую, какой-то прыщавый пацан, терзая струны гитары, пел о молодости, загубленной американскими ракетами. О родителях, погибших в когтях ящеров на улицах постъядерного Иваново-Вознесенска. О любимой девушке, которую похитили работорговцы.
Сорвав жидкие аплодисменты, парень получил заказ: исполнить песню о Железке – общине в районе железнодорожного вокзала.
Тряхнув пшеничным чубом, он затянул:
И хотя он изо всех сил старался вышибить у слушателей слезу, было видно, что с заточкой парнишка управляется гораздо ловчее, чем с гитарными струнами. С таким на узкой дорожке без снятого с предохранителя автомата лучше не встречаться. Бард-Потрошитель.
Послонявшись еще немного, потолкавшись среди барыг и узнав местные новости, я направился в уютное семейное гнездышко.
Возле нашей палатки крутились два каких-то мутных субъекта.
Один из них, невысокий толстячок, пытался строить из себя крутого чувака. Но при этом постоянно шмыгал носом и пугливо озирался. А вот второй тип был опасен. Оловянные глаза смотрели равнодушно и холодно.
Увидев меня, хозяин постоялого двора поспешно отвел взгляд и скрылся за соседней палаткой.
Вот как! Этот дядя, оказывается, в свободное от гостиничного бизнеса время подрабатывает у Соловья наводчиком? Ты мне за это еще ответишь!
– Мусью, мы представляем местную стражу и готовы за разумную плату охранять ваш сон и покой, – начал без долгих предисловий переговоры тип с оловянными глазами. – А еще с вами хочет поговорить господин Соловьев.
– Спасибо, господа, но я уж как-нибудь сам буду оберегать свой сон и покой. А с господином Соловьевым мне говорить не о чем.
– А ты хорошо подумал, пацанчик? – спросил толстяк.
– Эх, сударь, – вздохнул я, – где вы были, когда я был пацанчиком? У меня жена – людоедка, поэтому мне ваша охрана ни в какое место не упиралась.
Затем я подошел к палатке и крикнул:
– Дорогая, ужин скоро будет готов?
Откинув клапан, из палатки вышла Зайка – руки вызывающе уперты в бока, лицо и клеенчатый фартук в зловещих красных потеках и брызгах – и набросилась на меня:
– И где ты до сих пор шляешься? Башку ему сама отчекрыжила, кишки сама выпустила, а ты все гуляешь да на местных баб пялишься! Еще каких-то утырков с собой приволок. Напомнить тебе, милый, что с теми твоими друганами в прошлом месяце случилось?
Выдав эту тираду, Зайка эротично провела языком по окровавленной правой руке снизу вверх и от удовольствия закатила глаза:
– Класс! Люблю молоденьких мальчиков. Сладкие, вкусные. И вымачивать долго не надо.
– Дорогая, давай не будем выяснять отношения при посторонних, – примирительным тоном заговорил я. – Если надо, я тебе с превеликим удовольствием помогу.
Зайка мотнула головой по направлению к палатке:
– Нож всадила ему в бочину, а он там между ребер и застрял. Помоги вынуть.
Толстяк смотрел на нас широко раскрытыми глазами. Потянул своего дружка за рукав:
– Сало, Сало, нам пора идти. У нас дела.
Его подельник покосился на заляпанный кровью фартук Зайки, на кусок мяса в ее руках, пробормотал:
