могло учуять врага и за километр, но реагировало, только если тварей было несколько, и они были развитыми и опасными по-настоящему. На простых собак-мутантов она внимания почти не обращала, и следовало больше присматриваться к Джою, который все живое и незнакомое воспринимал как потенциальную угрозу.
Но Глушаку сейчас было не до дочки с ее подростковыми закидонами и не до животных. Он бесцеремонно вытолкнул шипящую, как гюрзу, Машку, отправил вслед за ней пинком спаниеля, плотно прикрыл дверь и прилип к динамикам. В эфире творился ад. Ну, как ад – нормальный такой бой, который подходит к логическому завершению и вскоре неизбежно вступит в фазу добивания поверженного противника. Точнее – доедания…
Автоматные очереди, грохот дробовиков, хлопки гранат и громкое непонятное шипение. А еще – громкие крики, мат, рычание и много, очень много визга женщин. Форпосты несильно отличались друг от друга – женский, вооруженный, как правило, дробовиками коллектив и один-два сталкера с подорванным здоровьем, но зато с богатым боевым опытом. Например, Помозу откусил ступню кабан, и он передвигался, опираясь коленом на выструганную собственноручно деревяшку.
– Помоз, держись, Помоз! Давай, Сашка, ты – я знаю – выдержишь! – по щекам Глушака ручьями текли слезы, и он судорожно вцепился в край стола, не в силах слышать, как там умирает друг. Но мужского мата, выстрелов и женских криков слышалось все меньше, а рычания, воя и отрывистого лая – больше. Наконец в динамиках раздался мощный взрыв, и наступила тишина, прерываемая тихим, жалобным поскуливанием.
– Помоз!!! – взвыл раненым зверем Глушак, но неожиданно раздался ровный голос Нины:
– Вова, нет там Помоза. И вообще, это не «Вишневый», а «Параллель». «Вишневый» на связь не выходил. Но у них радиостанция стояла на приеме, и я стрельбу хорошо слышала, а пулемет – особенно. Потом все стихло… И я переключилась на «Параллель».
«Черт, „Параллель“»! Два чудаковатых деда и полтора десятка женщин, которых старики регулярно заставляли сдавать зачеты по стрельбе из дробовика. Картошки больше всех сдавали, и еще у них там поросята стояли на откорме. Яблоневый сад шикарный был…» – подумалось некстати. И Глушак сразу понял, что именно героические деды там подорвали. Кроме фермерства, у них тол из снарядов выплавлялся. Имелся артиллерийский склад в доступной близости…
– Нина, кто еще не отвечает? – спросил он хрипло.
– А никто не отвечает, одна центральная база осталась на связи. И мы, Вовка, с тобой скоро замолчим, если и дальше сопли по стеклу размазывать продолжим.
Машку он предпочел держать рядом с собой, и возле рации осталась смышленая, востроглазая Лариса. Перед ним замерла Анна – коренастая плотная брюнетка, и рядом с нею Катя – шатенка с пышной копной волос, чей бюст сводил с ума всех сталкеров центральной базы. Обе, как положено, с помповыми дробовиками и патронташами не меньше, чем на двадцать патронов, с самой крупной дробью. Нине, как особо надежной, он вручил «калашников», а еще у нее имелась личная персональная винтовка – СВД, к которой было всего пять патронов. У худой и тонкой, как тростинка, Маши Вовка дробовик забрал и вручил свой ПМ, из которого она хоть и неважно, но стрелять умела. Эх, патроны! Вечная беда. Стоили боеприпасы дорого, и хорошенько натаскать девчонок по стрельбе не получалось.
Муля, Помоз, Коля Бекетов, Вартан, Кувалда… Вот кого хотел бы видеть перед собой Глушак, а не это бабье войско, которое под стрессом поотстреливает себе конечности из дробовиков. А от мысли, что треть воинства приходится ему близкой родней, на Вовку накатила такая черная тоска, что захотелось застрелиться или подорвать все здание, как старички на «Параллели».
– Так, девчонки. Врать не буду, ситуация паршивая, и, похоже, мы одни остались. На Леонидыча надежды мало – он будет всеми силами центральную базу защищать, и ему сейчас не до форпостов. А ну, отставить слезы! – свирепо рявкнул Вовка, волком глядя на готовую расплакаться Екатерину. – У нас есть шанс – мы, если совсем худо будет, в подвале отсидимся.
– Да, там дверь крепкая, железная, ее папа сам варил! И грибов в подвале много!
Вот чего в Машке было больше всякой меры, так это ни на чем не основанного оптимизма. Отправить ее сейчас домой, на базу, – пойдет не задумываясь, с пистолетом в тонкой детской ручке и ведя с собой на поводке такого же безбашенного Джоя. Но насчет подвала доча правильно подметила. Там действительно в мешках с субстратом выращивались грибы, вешенки, и дверь он в свое время туда поставил очень крепкую. Из подвала вел и другой выход, но неудобный. На старой теплотрассе имелся паровой колодец, чугунный люк которого выводил прямо на открытую со всех сторон площадку между цехами кирпичного завода. Другие фермы таких шикарных подземелий не имели…
– Аня, Катя, Нина… Быстро, очень быстро опускайте в подвал всю картошку, помидоры и вообще все съестное, что есть у нас в наличии. Заодно включайте насос на скважине, закачивайте водой все емкости и тоже опускайте туда. Рацию тоже вниз – провода антенны хватит – и вообще все полезное и нужное. Сколько там сидеть придется, я не знаю, и никто сейчас вам не ответит.
– Я так поняла, цех сдаем без боя? – деловито поинтересовалась Нина.
– Ни в коем случае! – взревел Глушак. – За цех еще побьемся!
Цех оставлять так просто было жалко – здание для обороны подходило идеально. Толстые кирпичные стены, вместо окон – проемы, заложенные крепчайшим советским стеклоблоком, железные ворота наглухо заварены, как и лишние двери. Эх, людей, жаль, маловато для полноценной обороны… Здание немаленькое. Метров тридцать на пятьдесят, с шикарной плоской крышей, которую сейчас полностью занимала теплица и солнечные батареи.
