спокойно музицировать в окружении кровожадных тварей и даже попросить их прекратить на время штурм? Маша, доченька, ради всего святого, не прекращай! Играй, Машенька…
Твари для выращивания Маугли выбирают ребенка примерно в возрасте лет девяти-десяти. Не больше и не меньше. Малыши чаще выживают в зоне радиации, но у них слабый интеллект – вырастет, в лучшем случае, смышленое животное. С детьми постарше тоже плохо получается – сходят с ума, не выдерживает психика. А десять лет – самое то, и вырастает настоящий лидер. Правда, получается один из сотни… Так за бутылкой самогона просвещали Глушака мудрые деды из «Параллели», царство им небесное. А сам он заключил, что музицирующего монстра обучали в детстве примерно так, как Нина с Ритой – Машку, вот он сейчас и вспомнил. И как удачно, что рядом оказался инструмент…
Актовый зал клуба был в зоне прямой видимости, и до него было не больше трехсот метров. Попадет Нина в музыканта с такого расстояния? Вопрос. Тем более что на крыше враг, а стена цеха – глухая. Впрочем… Стена не совсем глухая – есть там большое окно из стеклоблоков, а это шанс. Вовка сорвался с места и поднял лежащую у стенки дюралевую лестницу.
Подобрать нужную точку для стрельбы он смог только с третьего раза – вышибал ломом и кувалдой стеклоблоки, смотрел в отверстия и начинал все снова, пока не получилось разглядеть в бинокль склонившийся над роялем смутный силуэт. А как стрелять? С лестницы? Исключено – Нина может не поразить цель с первого выстрела, а второго у нее не будет. СВД отдачей так бьет в плечо, что Нину гарантированно скинет вниз. Да и стрелять стоя – совсем не то что бить с упора лежа.
Шкаф. Старинный шифоньер советского производства. Находится в радиорубке и забит всякой ерундой вроде книг по растениеводству и бутылок с крепким самогоном. За борт. Все за борт, и тащим пустой шкаф к пробитому отверстию. И здорово, что он на полметра ниже – подкладываем под ножки кирпичи, и наплевать, что вся конструкция шатается – дружно взялись и держим вчетвером. Ставим рядом, к стенке, лестницу – и Нина на боевой позиции.
– Нина, как ты?
– Я его вижу. Сидит к нам в профиль и играет. Волосы длинные и белые, как снег.
– Так какого… Огонь!
Но всегда надежная и решительная Нина почему-то медлила. Она лежала, прижавшись лицом к резиновому наглазнику прицела, и нервно елозила локтями по усыпанной битой штукатуркой верхней крышке шкафа. Время уходило, зыбкий шанс спастись ускользал, и Глушак запсиховал:
– Ну, чего ты тянешь, какого черта не стреляешь? Ждешь, когда он отодвинется на полметра в сторону? Другого шанса уже не будет.
Пауза. Молчание. Ничего не понимающий Глушак поднялся по прислоненной к стенке лестнице и вопросительно похлопал женщину ладонью по ноге.
– Вовка! Да пошел ты… – Нина повернула голову, и он растерянно уставился в злое, залитое слезами лицо. Ну, ничего себе… Срыв с истерикой, и выбрала же момент… Да что она в прицел увидела такое?
– Та-ак! А ну, быстро слезла вниз и оставила на шкафу винтовку! Быстро, я сказал! Сейчас за ноги стащу…
Но вместо ответа загрохотали выстрелы. Пять раз подряд гавкнула снайперка, и каждый выстрел отодвигал лежащую Нину от отверстия, а последний вообще сбросил на пол, и Глушак еле успел поймать женщину в объятия.
– Попала… Три раза минимум… – выдохнула снайперша.
– Молодец, Нинуля, молодец! Ты всех спасла, вот только чего так долго не стреляла, чего увидела в прицел?
Вместо ответа, сидящая на полу женщина притянула к себе за голову сталкера и крепко обняла его.
Маше из клуба больше не подыгрывали, но она боялась прекратить, так как знала точно, что пока звучит музыка – на них никто не нападает. Девочка играла до утра, не переставая, и Нина не могла ее сменить – она сидела у стены в футболке, не в силах пошевелить правой рукой. У снайперши повышалась температура, от самой шеи и до сгиба локтя стремительно напухал синяк. У СВД сильная отдача, и женщине было не до удобных положений.
Вот так, под музыку, наступило утро, и зверье словно взбесилось. На улице слышались рычанье, лай и визг – там твари выясняли отношения и дрались. А Маша играла и играла до самого рассвета, пока не уронила измученную голову на клавиши. Марта снова свернулась калачиком на своем излюбленном рояле, и даже Джой прекратил лаять.
Глушак остаток ночи высидел на корточках, уставившись стеклянным взглядом в одну точку, потом уронил голову на ящик с толом и отрубился с зажигалкой в зажатом кулаке. На улице все стихло окончательно.
– Эй, Глушачило! Ты живой, тебя еще там не сожрали? Ты че, ка-азел, тут намудрил, меня щас током долбануло.
– Сашка? Помоз? Жив?
– Да, жив – меня вояки выдернули, накрыли весь «Вишневый» с минометов и оставшуюся нечисть добили со стрелковки, прикинь? Сейчас придется отрабатывать – договорились, что я для них тепличку коноплей культурной засажу. Не знаешь, где взять семян хороших? И твари куда-то подевались, думал, за вас тут воевать придется…
Друзья тараторили, перескакивая с темы на тему, обрывали фразы, не закончив, перебивали друг друга, хохотали – немного чаще и истеричнее, чем обычно, а Нина смотрела на них и молча улыбалась сквозь слезы. Тех нескольких мгновений, когда она прикипела взглядом сквозь оптический прицел к лицу
