на который Глушак считал неминуемым и неизбежным. Орала и стреляла Анна, она осталась приводить в порядок вещи и застилать постели.
Реакция Глушака была мгновенной. Катя еще изумленно хлопала глазами, Лариса судорожно дергала ремень дробовика, а он уже кубарем катился вниз. Катился, на ходу устанавливая на боевой взвод «Сайгу», но не Машкину, которая осталась наверху, у Нины, а свою – с удлиненным стволом, телескопическим прикладом и тактическим фонариком. Анна, к счастью, оказалась близко – почти у самой лестницы, и Вовка рванул ее за шиворот. Женщина завалилась на него спиной, теряя помповое ружье, последний выстрел из которого ударил в потолок, и Глушаку рассекло лоб отрикошетившей дробиной.
На подобные мелочи в бою внимания не обращают – там командует «его величество адреналин», и совсем не крупный и не особо сильный Вовка вырвал Анну, словно куль с картошкой, и захлопнул двери. Держа стальную дверь бедром, он выдернул из-под дула «Сайги» шомпол, сунул его в приваренные петли под навесной замок и прочно закрутил. Лариска все поняла правильно и уже бежала к нему, держа в руке горсть сварочных электродов. Вовка просунул электроды в петли, замотав их в плотный узел.
– Я, я, я…
– Анна, успокойся! Катя, что стоишь? Быстро налей ей самогонки – пусть выпьет!
Аня выпила, закашлялась, закусила крепкий самогон помидором и начала рассказывать, размазывая по лицу кровь вперемешку со слезами:
– Я вещи с прохода убирала – по стенкам расставляла ящики, которые мешают. Потом впереди по проходу светло стало, сверху ударил луч дневного света. Сначала ничего не поняла, там все зашевелилось, рычание послышалось и чавканье. У меня ружье под рукой было – я испугалась и начала стрелять туда, где все шевелится…
– Лю-юк! – судорожно взвыл Глушак. – Эти падлы чугунный люк открыли и в подвал залезли! Ни одна тварь не догадалась бы выдернуть крышку из пазов, даже самая продвинутая и развитая. Но с ними эта сволочь – Маугли!
Все – самое укрепленное убежище потеряно. Теперь их последний рубеж здесь, на полу цеха, оборонять который нереально. Потеряны продукты, половина боезапаса, вода, которую можно еще набрать, радиостанция и куча снаряжения, которое им больше не пригодится. В каком месте прорвутся в следующий раз? Через ворота? Двери? Или, может, крышу? Да какая им теперь вообще разница – прорыв периметра в любой из точек означает их неминуемую гибель в течение нескольких минут.
А через два часа, когда на улице уже смеркалось, они по своей глупости потеряли и крышу.
Теплицы располагались еще на нескольких зданиях, там тоже имелись солнечные панели, и все хозяйство воедино соединяли провода. Проводов висело много, и твари, свободно проникнув на соседние крыши, первым делом оборвали их. Провода упали вниз, повисли вдоль стен цеха, и вверх по ним немедленно рванули ударные отряды нечисти. Контур безопасности их не остановил, и Нина едва успела заскочить внутрь и захлопнуть за собой стальные створки, потеряв при отходе автомат, но сумев спасти свою любимую винтовку.
Наступал вечер – их последний вечер. Из подвала ломились, и лудка со стальными дверями ходила ходуном. На двустворчатые двери крыши снаружи мощно напирала неведомая сила, и те неумолимо прогибались под напором. И ворота. В огромные, заваренные наглухо ворота лупили так, словно Кинг-Конг долбил огромным молотом, с них отлетала краска и окалина, а со стен дождем осыпалась штукатурка.
Вовка не стал ничего минировать и расставлять смертельные ловушки. Зачем? Шесть человек ощетинились стволами в центре цеха над ящиком с толовыми шашками, и каждый держал наготове зажигалку. Пусть все закончится быстро и не больно – неизбежность смерти понимали все. Вот только пусть прорвут периметр…
Психика подростка, а тем более девочки в период созревания может преподнести такой сюрприз, что самый искушенный психолог разведет беспомощно руками. Нет, Маша не закатила истерику и не принялась палить куда попало из пистолета. Она, напротив, спокойно подошла к своему роялю, небрежно отодвинула шипящую Марту и откинула крышку. По клавишам пробежали тонкие пальцы, раздалось тихое нестройное треньканье, и через несколько секунд в воздух полились прекрасные звуки сороковой симфонии Моцарта.
«Похоронный марш» – мелькнула мрачная мысль в голове серьезного и ни капли не сентиментального Глушака. Но лица стоявших рядом женщин разгладились, оживились, а впечатлительная Катя начала вдохновенно водить в воздухе рукой, как бы дирижируя невидимой палочкой. Удары, грохот, скрежет, лай, рычанье и… Моцарт! Вовку, наконец, пробило, и на глазах выступили слезы, а по спине пошли мурашки. Да! Не каждому сталкеру судьба дарит возможность умереть так быстро и красиво. Улететь на небо не мучаясь и под звуки музыки!
Удары в ворота внезапно прекратились. Из подвала тоже напирали не так сильно – там что-то возилось и гнусно скрежетало по металлу. Успокоилась и крыша, и что бы все это значило? Твари любят классическую музыку и зависли на Моцарте с Бетховеном?
Ответ пришел на «Временах года» Чайковского. Установилась тишина, и улица ответила похожим треньканьем. Да, без сомнений – Машке с улицы пытались подыгрывать! Не так хорошо и профессионально, как она, но и не совсем убого. Например, Глушак так не сыграл бы и под дулом автомата.
Кто, кто мог аккомпанировать его дочке с улицы, кишащей тварями, и, самое главное – на чем? Догадка обожгла мозг, прошла холодным потом по спине и, кажется, подняла дыбом короткий ежик волос на голове. Клуб! Там остался еще один рояль, и Вовка начал лихорадочно вспоминать, где точно он стоит. Актовый зал, два инструмента – один рядом с выбитым окном, другой у стенки. Нина проверяет, как они звучат, и выбирает… Точно. Выбирает тот, что у стены. А это значит… Это значит, что некто сейчас сидит за инструментом у оконного проема и пытается сыграть в унисон с Машей. Вот кто может
