одного розыгрыша, после которого весь хутор стоял на ушах еще дней десять, а сам Петя полгода единолично чистил содержимое выгребного сортира в качестве наказания.
Мина оскорбленной невинности возымела действие. Андрей Антонович еще раз осмотрел следы, задумчиво глянул на Петю.
– Разувайся.
Как надеялся Петя и боялся Андрей Антонович, отпечатки не совпали. Следы гостя были крупнее. Андрей Антонович навесил малому предупреждающий подзатыльник и понесся на хутор, оглашая окрестности громкой матерной руганью.
Петя досадливо потер затылок, пошел к обрыву и глянул вниз. На воде, у стоявших на приколе баркаса и понтонов, качался обломок плота из гнилых поддонов и увязанных пучками мятых пластиковых бутылок. Матюгнувшись по примеру деда, Петя поплелся по следам.
В доме Курдюковых еще спали, отгородившись друг от друга занавесками из выстиранных простыней, на единственной кровати, на трех лавках и на полу. Катя открыла глаза и села, услышав звонкий стук. Поднялась и выглянула на улицу. За мутным окошком мелькало перепуганное лицо и пестрый платок соседки Галки.
– Там, в кустах, дед дохляка нашел! – выпалила она, стоило только открыть окошко.
– Шаво? – сонно прошамкала из глубины комнаты бабка Джанэ.
На лавке заворочался дядя Григорий, откинул одеяло и сел, свесив ногу и перебинтованную тряпками культю.
– Кто подох? – переспросил он густым басом.
– По реке человек приплыл! На берег вылез и помер! – крикнула Галка так, чтобы точно перебудить всю хату.
Катя уже наскоро одевалась.
– А ну-ка, грабли от меня убрал, пенек старый! – разнесся над рекой возмущенный вопль.
У рукотворного спуска к воде, под навесом лодочной бытовки, дед Андрей постелил старый брезент и уложил вытащенного из зарослей «мертвеца». Тот слабо пытался отбиваться. Рядом уже стояли тетя Даду и Фатима. Петька попытался сунуться, но дед тут же замахал на него руками.
– Чего лезешь! Бабку зови, пускай аптечку берет и самогон! – указал он и тут же снова отвлекся на «мертвеца»: – Да лежи уж, хлопец! Чего у тебя с рожей случилось?
Подобрав юбку, Катя присела на корточки рядом с брезентом.
– Знаком? – спросил ее дед Андрей.
– Нет, вроде.
Чужак в изорванном камуфляже, с перепачканным землей и запекшейся кровью лицом, в очередной раз отпихнул деда Андрея и удивленно уставился одним глазом на стоящих над ним женщин. Второй глаз залепило сплошной темной коркой. Снова посмотрел на деда, потом – на съезд к воде.
– Это что, переправа уже?
– Ага, – подтвердил дед Андрей. – А ты откуда будешь?
– Ой, хорошо! – сказал чужак. – Ой, замечательно! Вы не переживайте, хозяева, я тут у вас задерживаться не собираюсь.
Попытался встать, тут же снова тяжело плюхнулся на подстилку, скривившись от боли.
– Непруха-то какая…
Во главе стола восседал дед Андрей, чуть подобревший от несанкционированно принятой самогонки и все вертящий в руках почерневший мундштук. Раскурить цигарку в хате он не решался. Непривычно бодрый и собранный дядя Григорий расхаживал из угла в угол, стуча по чисто выскобленным половицам приставленной к ноге деревяшкой. На лавке сидели женщины – старшая, Катя, низенькая улыбчивая Алина, черноглазая Фатима, любопытная Галка, не отводящая взгляда от чужака. Вот так и выглядел хуторской сход. Были еще тетя Тамара, Зоя Ивановна, адыгейка Даду и скрюченная от старости бабка Джанэ. Была Лиза – самая младшая на хуторе, четырнадцати зим от роду. Старшие женщины следили за девочкой и занимались домашними делами в соседней хате.
По закону гостеприимства, еду на стол выставили, и даже не самую паршивую, только визитер, уже умытый, с перевязанным глазом, к ней не притронулся, а все подозрительно поглядывал на запеченное мясо и помешивал ложкой похлебку.
– У вас, смотрю, даже мука есть… А людей нет? – натянуто улыбнулся чужак. – Слышал я, что мужиков у вас не осталось, только не думал, что все на самом деле так плохо. Как вы за берегом приглядываете? Неужели девок под ружье поставили?
Покосившись на Фатиму, Катя заметила, как та глубоко вздохнула и сжала подол платья. Катя осторожно ткнула ее коленкой в бедро, мол, ну чего ты, ладно уж. Фатима стукнула ее локтем в бок. Если бы взглядом можно было поджечь – чужак уже обуглился бы в головешку, даже трижды.
– А это не твоя забота, – ответил Григорий. – Ты угощайся, давай, и рассказывай, каким течением сюда пожаловал. Как бишь тебя?
– Ясень. Имя мое вам вряд ли что-то скажет, а вот прозвище наверняка слыхали.
Парень посмотрел на деда Андрея, но тот лишь головой покачал. Перевел взгляд на Григория.
– Не припомню, – сказал тот. – Ты из охотников, выходит?
