– Кажется, я их оставил… Я могу принести, – он запнулся. Нельзя вести их к Лахезис!
Пауза. Вокруг начал собираться народ. Обидно, а ведь он почти добрался до своей части. Артем заметил несколько знакомых лиц в толпе. Циркачи!
– У меня… нет документов.
– Вы арестованы, – сказал офицер. – Положите оружие на землю и поднимите руки.
– Что? – Артем даже не понял. Это что, шутка? Какое оружие?
– Арестованы, – повторил офицер. – Берите его.
Два солдата двинулись к Артему. Тот все еще стоял, не в силах собраться.
Один из солдат, кряжистый, взял Артема за правое запястье. Второй, сутулый, ухватил за локоть. Парень почувствовал, как жесткие пальцы впились ему в предплечье.
– Пошли, ну! – сказал сутулый.
Инстинктивно, без четкой мысли, Артем присел, крутанулся вокруг своей оси и мягко вынырнул вверх.
Алле-оп! И готово.
Он был свободен. Солдаты, схватившись друг за друга, повалились на платформу. С матом расцепились, вскочили…
Аплодисменты. Редкие, жесткие, отрывистые.
Артем поднял голову. Только один человек хлопал – с усилием, словно сминая между ладоней воздух. Человек, которого здесь не было, и быть не могло. Человек, который сейчас умирал за несколько станций отсюда, на койке полевого госпиталя…
Питон.
Светлые равнодушные глаза его смотрели на Артема. На клоуна Мимино. В глазах был намек. «Артист умер. Да здравствует Артист».
«Ну же, соображай». Время идет. Солдаты вот-вот подойдут. Бежать некуда. Что же делать? Чего Питон от него ждет?
Артем сделал сальто назад и изящно раскланялся. Как и положено клоуну – чуть преувеличенно, но грациозно. В толпе засмеялись. Он слышал, как сзади ругаются солдаты.
– Мимино, лови! – крикнули ему. Артем увидел Жантаса – акробат бросил ему один за другим три желтых теннисных мячика. Грязных и засаленных, но таких знакомых. Артем поймал мячики, кивнул Жантасу. «Спасибо, брат», и начал жонглировать. Он спиной чувствовал, как солдаты приближаются…
Но прежде чем они подошли – аплодировали уже все. И уцелевшие в бою циркачи, и просто зеваки. И даже военные из других частей. «Браво!» – крикнул кто-то.
– Да ты, я смотрю, тут национальный герой, – язвительно произнес офицер.
В следующее мгновение ему жестоко завернули руки за спину. Артем застонал сквозь зубы. Мячики раскатились по серой платформе.
Толпа недобро загудела.
– Отпустите его!
Офицер достал из кармашка потрепанной рубашки удостоверение. Поднял над головой, не раскрывая.
– СМЕРШ, – пронеслось по рядам. – Смерть шпионам.
– В чем он виноват? – снова голос из толпы.
– Мы разберемся.
– Да щас, – Гудинян вышел вперед. Артем удивился. Обычно трусоватый фокусник вдруг стал решительным и смелым.
Хотя… Артем усмехнулся… Юра все равно отчаянно трусил.
– Разбирайтесь прямо перед нами, – потребовал Гудинян. – А то пропадет человек, и поминай, как звали. Знаем мы такое. Он наш. Мы его не оставим.
– Точно, – циркачи загудели, заговорили разом. Словно то, что Гудинян набрался смелости, делало всех остальных раза в три храбрее и сильнее. – Он наш, цирковой.
Артем выпрямился. Надо же. Неожиданный момент для гордости. Но ощущения все равно – потрясающие.
– Он арестован, как дезертир. Дело будет разбираться военным трибуналом. Это ему еще повезло.
Рука офицера потянулась к кобуре. Гудинян усмехнулся – как-то странно, желчно. Иногда Артем забывал, что фокусник гораздо старше его самого. Тридцать с чем-то лет. Почти старик для метро. Он родился еще до Катастрофы.
Гудинян взмахнул рукой.
– Скажи: абра-кадабра!
Офицер заморгал.
– Что?
В руке Гудиняна оказался пистолет. Черный, блестящий. Офицер неверяще смотрел, рука дернулась к кобуре… Пустая!
– Блядь! – офицер вскинул голову. – Пистолет верни, дебил.