– Есть кто?
Когда зрение адаптировалось, он увидел гадалку. Лахезис сидела в глубине, полулежа, а в руке держала… бутылку. Мгновением позже гадалка увидела Артема. Глаза ее расширились. Бутылка мгновенно спряталась в широких складках ее разноцветных одежд. Но Артем все равно знал, что бутылка где-то там. Где-то рядом.
Он потянул носом воздух. В палатке пахло благовониями и мятным успокаивающим снадобьем. И – алкоголем. Проклятым ядовитым алкоголем. Вот она, болезнь гадалки. Артем знал несколько людей с таким заболеванием – и большинство из них кончили плохо.
Глаза Лахезис блеснули в полутьме.
– Тебя не учили стучаться?
– А вас – не пить из горла?
Пауза. Артем слышал дыхание Лахезис.
– Это будет наш секрет, хорошо? – голос ее стал мягче, с мяукающими вкрадчивыми нотками. Артема это задело, как фальшивая нота. Словно то, что она пытается его задобрить, делало ее… меньше, что ли. Не такой сильной.
Не такой отчаянной.
Он покачал головой.
– Нет? – Лахезис подняла брови. Лицо гадалки без грима выглядело старше. – Однако… и это мой новый рыцарь?
Он молча протянул руку. Гадалка хмыкнула.
– Красивый жест, – голос ее был полон сарказма. – Неужели ты думаешь, я тебе отдам?
Артем ждал.
– Упрямый, да?
– Упрямый, – сказал он.
– Милый мальчик, – сказала Лахезис насмешливо. – Тебе так хочется всех спасать. Понимаю. Но меня спасать не надо. Поверь, я знаю, о чем говорю.
Артем сжал зубы. Он чувствовал, что выглядит глупо – с этой своей настойчиво протянутой рукой и своим наивным «отдай», но отступить не мог.
Вернее, не хотел.
– Мне лучше знать, – голос был хриплый, непривычный.
Лахезис помедлила. Потом насмешливо хмыкнула.
– Ладно, уболтал. Если я отдам тебе бутылку, ты никому не расскажешь?
– Никому.
– Хорошо.
Бутылка оказалась у него в руках. Стекло было еще теплым – от ее ладоней.
Гадалка провела рукой по изуродованной половине лица – словно хотела рассмотреть ее кончиками пальцев. Вздрогнула.
Помахала в воздухе длинными кистями. Ногти были выкрашены в черный цвет.
– Раньше я выступала в розовом трико с коричнево-розовыми ромбами, – сказала Лахезис. – Силач Максим поднимал меня на ладони, как пушинку. У меня были стройные и сильные ноги, они служили мне хорошо. По-настоящему. Хоть я этого и не ценила тогда. Это было так давно, – она помолчала. – Наш цирк был прекрасен. Намного лучше, чем сейчас.
– Я видел… Я помню.
Лахезис покачала головой. Щеки впалые, лицо заострившееся, под глазами – круги. Ведьма, подумал Артем неизвестно почему. Красивая и желанная ведьма. Ей можно только поклоняться, как богине.
– То, что ты видел – это старый цирк, – сказала Лахезис. – Его уже нет. То, что вокруг тебя – цирк новый. Им руководит Питон.
«Значит, Питон и есть таинственный Директор. Я подозревал». Но почему – новый?
– Подожди. Но это же… я видел этот цирк раньше! – Артем не понимал.
Гадалка покачала головой, повторила с нажимом:
– Это новый цирк. Прежнего подземного цирка больше нет, мальчик. Все закончилось на станции Парнас.
Артем молчал.
– Это было как страшный сон. И помню я только обрывки, как вспоминаешь после пробуждения осколки сна.
Фокусник Антон, или, как он себя называл «Исключительный Антонелли», мертв, съеден Пожирателем. Силач Максим, мой партнер по номеру, тоже мертв, – гадалка засмеялась грубым смехом без тени веселья. – Выжила Лера, девочка на шаре. Она же Элеонора фон Вайскайце, как ей нравилось себя называть. Глупая-глупая девчонка… Романтичная девочка выжила и стала Лахезис, циничной гадалкой в коричневом тюрбане, с длинной трубкой в желтых прокуренных пальцах. Тебе нравится моя трубка? А мои бордовые губы? А мое изуродованное лицо? Что ты молчишь?! Я же вижу, тебе нравится.
