– Ты ее любишь? – спросила наконец.
Артем не ответил.
– Значит, любишь, – миниатюрная акробатка насмешливо вздохнула. – Мужчины, когда любят, всегда об этом молчат.
– Я сегодня буду выступать, – сказала Изюбрь. – Ты… придешь посмотреть?
Артем почесал затылок. Отставил в сторону метлу, с которой уже свыкся, как с родной, и – оглушительно чихнул. Раз, другой.
– Извини, – сказал он. И тут же чихнул еще раз. На глазах выступили слезы. Проклятая пыль!
– Будь здоров.
– Ага, спасибо. Я постараюсь, – он помедлил. – Но я, наверное, буду помогать рабочим.
– А-а.
Изюбрь замолчала, словно забыла, что еще хотела сказать.
Артем почувствовал себя виноватым. Он отставил метлу и шагнул к девушке.
– Извини. Я… ну, я действительно постараюсь, хорошо?
Они вдруг замерли – когда поняли, что оказались слишком близко друг к другу.
– Ты… не бери в голову… – сказала Изюбрь и умолкла. Неловкое молчание. Напряжение.
И тут в их компании появилась третья.
Лана, воздушная гимнастка. Наглая и независимая. Вся в блестках. Бесцеремонно вошла в палатку и сложила руки на груди. С ехидной усмешкой оглядела обоих.
Артем почувствовал легкий привкус досады. Отступил от Изюбря.
– Слышала, ты опять с Питоном спорил? – акробатка была в голубом обтягивающем трико, тонкая ткань облегала ее тонкую фигурку. Очень плотно. Слишком плотно. Артем увидел ее соски и отвел глаза. Красиво. Завораживающе. Стыдно, черт. Взгляд все норовил вернуться…
Артем дернул головой. Потом кивнул.
– Да, поспорил.
– Смелый ты.
Прозвучало скорее как «ну, ты и идиот». Артем моргнул от неожиданности. Открыл рот, но сказать было нечего. Идиот, конечно. Кто сомневался.
– Он меня выгонит? – спросил Артем.
Акробатка пожала худенькими плечами. Игриво улыбнулась Артему и подмигнула. Изюбрь вдруг вспыхнула, как ядерный взрыв. Миг – и она убежала.
Акробатка посмотрела ей вслед и снова повернулась к парню.
– Не обижай ее.
Артем в первый момент не понял, что она имеет в виду.
– Что? Какое мне до нее дело?!
– Не знаю, может, никакого. А руку под подол ей запустил, я сама видела.
Что?! Артем задохнулся от возмущения. Акробатка Лана показала ему язык. Язык был нежно-розовый, как у ребенка. Выскочила из палатки вслед за Изюбрем.
– Врешь! – крикнул он вслед в бешенстве. Но было уже поздно, акробатки и след простыл. Только колыхнулся клапан палатки.
«Запустил руку? Под подол?» Артем все никак не мог прийти в себя. Что это было? Такое обвинение? Гнусная клевета.
Или… Артем помотал головой. Да нет, ерунда.
Может, это ревность?
Ха-ха. Два раза. Очень смешно.
После дневной репетиции – обед.
Артем никак не мог наесться. Он выхлебал варево, закусил галетой. Захрустел, наслаждаясь, запил сладковатым теплым чаем. Эти дни он уставал так, что, казалось, кусок не полезет в горло… Но это иллюзия. Стоило впихнуть в себя первую ложку, голод просыпался. Артем ел, ел и ел, сколько давали. До крошки. И все равно выходил из-за стола полуголодным.
Растущий организм, сказал старик Акопыч.
К чему его готовят, Артем до сих пор не понимал. Кто он будет? Жонглер? Но зачем тогда занятия на пианино? Музыкант? Но зачем тогда гимнастика, растяжки, стойки на руках и прочая акробатика? Зачем уроки актерского мастерства, когда ему нужно было лаять, рычать, мяукать, изображать закипающий чайник, сонную рыбу или как Голодный Солдат уныло бродит по опустевшему дому, гоняясь за диггером?
Что все это значит?
Кто он?
