который ощущал я, стоя на его месте?
Удивительно, но в последнее мгновение своей жизни я думал о Натаниэле, мечтая спросить его: «Что ты надеялся разглядеть среди облаков, когда поднимал глаза к небу? Скажи, чувствовал ли ты холод в груди и понимал ли так же отчетливо, как я, что должен умереть?»
Я даже не вздрогнул, когда пуля дотронулась до моей грудной клетки своим смертельным прикосновением, а только медленно опустился на колени и, так же как Натаниэль, в последний раз посмотрел на небо.
Оно действительно было без звёзд – они погасли, захлебнувшись темнотой, не пожелав наблюдать за тем, как я умираю.
Мне захотелось дотронуться до этой космической пустоты, напоминающей чернила, пролитые на белую материю, чтобы спасти хотя бы одну звезду и сказать ей что-нибудь на прощание.
Я протянул руку наверх и коснулся твердой поверхности.
Матовые стеклянные стены, не пропускающие свет, окружили меня со всех сторон. Я лежал, не смея пошевелиться, спрятанный в какую-то невероятную геометрическую фигуру – она была для меня и небом, и землей; верхом и низом, как закрывшаяся книга, с черными страницами и огненными буквами.
Эти буквы были повсюду, настолько повсюду, что казалось, я стал частью огромного сияющего текста.
И снова невозможно было увидеть начало и конец каждого слова, написанных без интервалов и знаков препинания. Слова вспыхивали подобно фитилю свечи, сияя огнем жизни – спокойным и ярким.
Я сел, прижимая руки к окровавленной груди, и изо всех сил прокричал:
– Что от меня нужно?
Но мне ответила лишь тишина. Она не звенела, привычно заполняя все пространство вокруг, а молчала, убивая любые звуки. Я ожидал услышать всё, что угодно, но только не её.
Время остановилось. Его просто не было, как не было и пространства. Я находился в центре Вечности – в самом её сердце. Вокруг меня ничего не происходило, совсем ничего, только буквы, написанные нитями жизни, мерцали, отражая свой собственный живой свет.
Они пересекались, взаимодополняя друг друга, словно два текста, сияющие разными оттенками. Но в них не было действия: линии обрывались, перекрещиваясь причудливым образом, словно одна из них внезапно перечеркивала другую.
– Зачем я здесь? – снова крикнул я в тишину. – Зачем?
Но звуки опять исчезли.
Похоже, в центре Вселенной не было совсем ничего. Даже ответов. Только молчаливая пустота.
Я расхохотался.
Почему-то мне было безумно смешно осознавать, что я оказался прав: миром действительно правят лишь бездушные буквы. Всё написано, всё предрешено, ничего не изменить.
Я положил голову на колени, чувствуя разочарование. Простые ответы все же лучше, чем никаких.
Но сердце Вселенной пусто. И ответить некому. Ответов нет. Ни простых, ни сложных.
Я усмехнулся.
«Но ведь ты и есть целый мир», – тихо прозвучали слова Натаниэля в моей голове.
Я – мир?
Что это значит?
Что в центре Вселенной всё-таки есть кто-то, кто может ответить на вопросы и изменить историю. Этот кто-то – Я?
Да, я могу писать на Огненном Языке Жизни, как Натаниэль. А эти два сияющих текста передо мной – наши истории.
Слова вспыхнули, обретая смысл. Я видел каждое из них. Нет, Я и сам состоял теперь из Огненных Букв.
Прикоснувшись пальцем к простреленной груди, я осторожно вытащил окровавленную пулю.
Текст обрывался, запутываясь на моменте, когда Натаниэль поднял глаза к небу и встретился взглядом со мной. А дальше только одна сверкающая линия.
Безличная. Принадлежавшая только одному из нас.
Это безумно простой ответ. Да или нет. Только он или только я. Выбрать двоих – равносильно отсутствию решения. Бездействию.
Из двух историй продолжится только одна, и я могу дописать её.
– Ты слышишь меня?
Знакомый голос раздался откуда-то издалека, одновременно прозвучав внутри моей головы.
– Прошу, только не умирай. Ещё немного… Я… прости меня.
Слова разбивались и тонули в холодной тишине, оставаясь без ответов.
– Я здесь, я пришёл. Чувствуешь?
