— Выкладывай, милый друг, какие мысли у тебя сейчас в голове бродят? Что тебя так взволновало, отчего очи бегают, как у нашкодившего отрока? — Ратища отпрянул назад:
— Да ерунда все это, Княгиня! Мало ли какая хреновина в мозги стучится, после таких событий! Не могет такого быть! — Ольга хищно усмехнулась:
— А вот сейчас — поподробнее! И ничего от меня не скрывать! Я тебя насквозь вижу! Встряхнула его за плечо — Ну, колись! — Бывший сотник опустил очи долу. Лицо стало свекольного цвета. Правая щека нервно дернулась. Голос упал до шепота:
— На наших с тобой воспитанников, вину приладить попробовал. И все — в цвет! — Поднял на Ольгу мутные, с красными прожилками очи: — Понимаешь, все лыко в строку ложится!
29
— Еще в избушке, когда Зычко тебе о следах докладывал, у меня догадка смутная мелькнула. Неужели кто — то из наших дружинников, в непотребстве замешан? Ведь только к началу этой седмицы, мы закончили перековку всех наших лошадей. И теперь подковы на них — зело приметные! И следопытом быть не надо, чтобы наших коней — от чужих отличить. Шипы, чтоб по льду ходить, Прокоп отковал знатные! — Командир «спецов» говорил стоя и чтобы его услышать — приходилось напрягать слух:
— Ну, а когда Соколик свою речь держал, я с ним был согласен полностью. Не под силу нашим воинам такую кашу сварить. Тому они не учены. А вот «спецы» — как раз то и учены! Им такой выход и с таким результатом — под силу!
Когда я эту мысль на вкус распробовал, меня в жар бросило. В голове начали появляться картинки начала сегодняшнего дня, на которые я утром, внимания даже не обратил. Причины присматриваться и обращать внимание на все мелочи — не было! А после того, что сегодня узрел и услышал, память начала выдавать, страшные для моих догадок, видения.
Вот, в умывальне, один гриден чистит обшлаг рукава размоченной золой. Что он там отмывал — не заметил. Может и кровь!
Вот другой наш воспитанник, яростно оттирает снегом, булатный нож разведчика, которыми всех «спецов» снабдил оружейник Прокоп. Какая необходимость в том — значения не придал! И это только то, что я случайно заметил краем глаза.
Но и этого хватило для того, чтобы связать увиденное утром, с событиями ночи. А самое ужасное для моего ума было то, что я точно помнил: они этой ночью, отсутствовали на подворье. Еще с вечера они спросились у меня ночевать дома. Я их отпустил. Не смел отказать! — Ольга рванула Ратищу за плечо:
— По какой причине не мог отказать? Ответствуй! — Бывший сотник стряхнул руку Княгини со своего плеча:
— Ответствую! Помнишь, в конце прошлого месяца, когда лед был еще в полвершка, из Белыхи выловили двух утопленников? Отрока одиннадцати годов и отроковицу — восьми. — Княгиня, молча, кивнула головой. Она помнила эту мутную историю: как могли оказаться дети, под тонким льдом, в сотне саженей от берега? Помнится, давала поручение Мировому судье, разобраться с этим делам, но результатов сыска — не ведала. Ратища продолжил:
— Так вот: утопленница — сестра дружинника Хорса. Утонувший отрок — младший брат дружинника Ильи. Это они просили меня отпустить их на ночь. Горе в их семьях великое, поэтому отказать им не мог! Как «спецы» — они одни из самых успешных во всех делах.
По жизни — они соседи. Вот детвора вместе и хороводилась! — Ольга, от досады за свою несдержанность, закусила губу. Злость, незнамо на кого и на что, плескалась через край:
— Кто еще у тебя в тот вечер отпрашивался? Сколько «спецов» отсутствовало на подворье этой ночью?
— Больше никто не отпрашивался. А сколько еще конных выезжало за пределы подворья в ночь — доложу тебе через час! — Поклонился и вышел. Княгиня его не удерживала:
— Демир! Верни срочно Мирового судью. Скажи, что я жду от него доклада о результатах сыска по утопленникам. — Воевода исчез за дверью. Ольга набулькала кружку еще теплого сбитня и с удовольствием выпила. На душе было черно от тяжкого предчувствия.
Возвращения Мирового судьи Архипа, пришлось ждать недолго. Но в горенку он вошел не один, а со своим лучшим дознавателем — Соколиком. Начал сразу, как только переступил порог:
— Мне воевода передал твое повеление прибыть с докладом, поэтому я взял с собой Соколика. Он вел надзор над тем делом. Лучше моего тебе поведает. А дело — действительно темное, грязное! Запашек от него — за версту. Посему, пусть он сразу тебе и глаголет. — Соколик, низко поклонился Княгине и начал с извинений:
— Прости, Княгиня, но доклад мой не будет иметь положенного заключения. Дело до конца еще незакончено и остается открытым. Каюсь: в том большая часть — моей вины. И дело не в моей нерадивости или нерасторопности, а в моем страхе перед последствиями, когда правда откроется!
