узнали, кто порешил их соплеменников. Давай разделимся: ты идешь к себе, я остаюсь здесь — и думаем, думаем, думаем! Нет для нас сейчас задачи более важной, чем найти достойный выход из этого положения!
Если, что придет на ум дельное — ты сразу ко мне. Если я найду путь решения задачи — тебя сразу кликну. Если до вечера ничего не придумаем — будем привлекать к этому других людей, у которых головы варят, получше наших с тобой.
И пришли ко мне Ратищу. Надо мне с ним, о «спецах» пошептаться! Полной ясности картины у меня нет. А без неё — думать сложно!
В дверь, после стука и её разрешения, заглянул стражник, один из двух, постоянно дежуривших возле горницы:
— Княгиня! К тебе сотник Ратища просится. Запускать? — Он по старой привычке, называл Ратищу сотником:
— Пусть заходит. Это я его к себе вызывала! — В дверь, боком, протиснулся великан, он же начальник над «спецами» — Ратища. В горнице запахло холодным железом, кожей и морозом:
— Прибыл по твоему велению, Княгиня! — Густым басом пророкотал верзила. Очей, под нахмуренными бровями, видно не было. Да и смотрел он куда — то в сторону:
— Заходи и садись. Разговор у нас, может быть долгим! — Великан шумно опустился на деревянную, массивную скамью, стоявшую у стены. В кресло, в котором совсем недавно сидел воевода — он бы ни за что не уместился. Ольга сверкнула очами:
— Друг мой Ратища! Извини, что я тебе напоминаю, но один час, который ты сам просил у меня, чтобы разобраться в отсутствующих в ту ночь — давно вышел! А я, как то привыкла, что люди давшие слово, его должны выполнять! — Злость, копившаяся где — то в глубине сознания, готова была вырваться наружу. Губы побелели, по перстам пробежала мелкая дрожь. Ратища, приближение грозы, почувствовал:
— Прости Княгиня! Необдуманно я дал обещание, которое выполнить не смог. В ту ночь, конюхи, дежурившие на конюшне, беспробудно дрыхли и видеть кто выводил лошадей из стойл, никак не могли. Утром, все кони были на месте! Это они твердят в один голос.
Караульные у ворот, богами клянутся, что ворота, ночью, они никому не отворяли. Но есть закавыка: черная калитка! Она выводит на пустырь и никем не охраняется. Конские следы, на старом снегу, возле неё просматриваются, но когда и кем они были оставлены — полная темень.
Еще раз прости, Княгиня, что не смог своего обещания выполнить и болтуном в твоих очах оказался. Кто же знал, что у старшего конюха, намедни, внук родился, и он своим товарищам, в этот вечер, стол накроет! — Ольга справилась с собой, загнав ярость на старое место:
— И что ты предлагаешь? Опустить руки и оставить этот вопрос решать Соколику? Сами у себя ни с одной неясностью справиться не можем?
— Есть у меня предложение. Оно простое, но мыслю — действенное. Нам надо не с конюхами и караульными глаголать, а напрямки задать вопросы «спецам». И первую руку — Хорсту и Илье! Верь мне Княгиня: твой авторитет настолько высок у наших воинов, что врать и изворачиваться, они перед тобой не будут. Они понимают, что кривить правду перед тобой — значит потерять у тебя доверие. Навсегда! — Ольга выдержала промежуток времени для раздумья, а затем — согласилась:
— А что, давай попробуем. Не всегда, все что просто — плохо. Вдруг, да получится! Веди ко мне своих «спецов» для спроса. — Громко топая сапогами, Ратища рванул выполнять волю Княгини.
31
Первым в светелку, опять боком, протиснулся начальник. За ним, как показалось Ольге, робея, вошел двадцатилетний Хорс. Последним — Илья. И хотя ему было всего восемнадцать зим, выглядел он на все двадцать пять. Если Хорс походил на гибкого, камышового кота, Илья — был похож на молодого медведя, который собрался в берлогу на зимовку. Но Ольга, как никто знала, что внешность увальня — обманчива. Она хорошо помнила, как вел себя Илья, на занятиях, где она учила «спецов» рукопашному бою. Сняли шапки, низко поклонились.
Сделав два шага, они стали рядом, плечом к плечу, но в очи Княгине, старались не смотреть. Ратища сел на старое место.
Ольга тоже встала с кресла и вышла на середину горница. До «спецов» — два шага. Стояла перед ними, покачиваясь на каблуках, с пятки на носок. Заговорила медленно, тщательно подбирая и выговаривая слова:
— Побратимы мои по дружине! Вы, надеюсь, слышали, что я отстранила от похода, не последнего в дружине — сотника Дубка? И знаете за что? За глупое поведение, которым он мог помешать скорому походу. Но его вина ничто и несравнима с теми трудностями, которые возникли сегодня!
Буду с вами говорить открыто и честно, как и подобает глаголать с боевыми побратимами. Поход на полночные земли, для освобождения из плена нашего князя Романа — под угрозой срыва. Не до него нам сейчас! Княжества спасать надо, от внутренней междоусобицы. От резни между родами, которая скоро может начаться.
Сердце кровью обливается, когда произносишь такие страшные слова: междоусобица! Вчерашние соседи, которые испокон времен, жили в любви и