наречии глаголать разумею. Два охотничьих сезона, по их землям, за горными баранами шастал. Рога у них знатные! Одно время — большим спросом у богатеев в Муранском княжестве пользовались!
Странный они народ, горцы, скажу тебе, Княгиня! И законы у них, для нас непонятные. Один случай тебе расскажу, который на охоте приключился.
Я за рогами не один по горам бегал. Ватага со мной была — еще та! Палец в рот класть не моги! Все, в прошлом, с законом не ладили!
Так вот: был у нас в ватаге мужичок, по имени Тришка. Гниловатый человечек, себе на уме! Все норовил на себя одеяло перетянуть. Мы его больше в поварах держали или загонщиком ставили. Маскироваться не мог, стрелял из лука, как беременная баба и к порядку приучен не был. Мог пульнуть в барана до срока и тем самым загубить засаду. Мог в загоне, по своей дурости, в другую сторону стадо угнать. В общем — охотник никакой!
И вот однажды, вовремя охоты, он свалился с обрыва. Покалечился. Десницу и пару — тройку ребер сломал. У нас, в ватаге, лекарей отродясь не было. Отнесли его в маленькое стойбище местных чабанов.
Приняли его, как дорого гостя, как родного, близкого человека. Уход, лечение и питание ему предоставили такие, какие нам не снились!
Через три недели пошел Тришка на поправку. Выходить на солнышко из шатра начал, с людьми стойбища беседы завел. Все бы хорошо, но нет!
По своей тупости, оскорбил в разговоре тамошнего, уважаемого старика, что у них считается страшным грехом и обидчик карается строго. Но Тришке, даже худого слова не молвили. Как же: он гость, а обида гостя — еще больший грех! По их законам — пока гость находится в шатре у хозяев, он неприкасаем. Если кто посягнет на него — скрестят кинжалы с обидчиком, пусть он будет даже близкий родственник. Гость — главнее!
Еще через неделю, болезный полностью выздоровел и крепко встал на ноги. А зря! Стоило ему покинуть шатер, как он перестал быть гостем. Сделал он два шага по направлению к нашему лагерю, и ему тут же отчекрыжили башку! Вот такие у них законы гостеприимства. — Ольга с интересом слушала рассказ бывалого охотника и дивилась: почему зашедших в их шатер отроков, они не приравняли к гостям? Ответа не было.
Сердечно поблагодарила потомственного охотника, за то, что он, откликнулся на её просьбу, и проводила до двери. Еще один вопрос, немаловажный, был решен.
Сотня Хазмата уходила из стольного города уже под вечер, когда на землю легли зимние, голубоватые сумерки. В хвосте колоны приютилась одинокая кибитка с запасом еды на три — четыре дня. А больше и не требовалось: скоро к ним подойдет дружина и пополнит запас.
Ольга в проводах сотни не участвовала. Да их, по сути, и не было! Дружина построилась, сотня прошествовала перед строем — и все. Никаких криков с напутствиями, никаких объятий с поцелуями. Ушли и ушли. Не на битву же, в конце — концов!
Да и сами воины Хамзата, не скрывали своего довольства, что они покидают дружинное подворье. Неуютно им стало в последнее время. Враждебности к ним никто не проявлял, но холод в отношениях, чувствовался за версту.
Ольга стояла возле окна в служебной горнице воеводы и провожала взглядом невеликий строй, который постепенно растворялся в синеватой мгле. И чувствовала какое — то облегчение и даже — радость. Одной головной болью стало меньше! Зычко ехал в голове колоны, рядом с Хазматом. Вот расставание с ним — её огорчало.
Воевода стоял у самых ворот и смотрел в след сотни, до той поры, пока она не исчезла за поворотом улицы. На душе тоска, в голове одна мысль: «Что ж вы натворили, горные воины»?
Когда они пропали из вида, плюнул под ноги, нахлобучил шлем на заиндевевшие волосы и скорым шагом направился к дружине. У него тоже, слегка полегчало на душе
34
Весь следующий день был посвящен сборам и последней проверке готовности к походу. Суеты особой не было, но побегать некоторым, кто отвечал за эту подготовку — пришлось изрядно.
Перед дневной трапезой собрала всех сотников в жарко натопленном, дружинном помещении. Заглавный стол заняла она и воевода. Ратища и Яков, сидели вместе в первом ряду вместе с сотниками. Говорила только Княгиня. Сейчас — Великая Воительница. Остальные — только внимали:
— Ну что, братья! Настал наш час! Идем на чужую землю с правым делом: князя нашего из узилища освобождать. Опыта зимних походов у нас нет, поэтому нам всем, от одних мыслей неуютно делается.
Но, как говорят: очи пугаются, а руки — делают! Все новое, когда не будь, становится старым. Верится мне, что дружина наша готова в мороз сражаться, да и мы с вами не из киселя деланы. Сдюжим! На месте будем учиться ворога бить: хоть на льду, хоть на снегу. Наша главная цель, не разор на их княжеству нанести, а князя, богами нам даденного, из неволи вызволить!
Хотя, конечно, и наказать, князя Горазда, за его вероломство и подлость, нам не помешает. Не по человеческим законам поступил тамошний правитель. За что и должен быть наказан! Но вы должны помнить, что простой народ за него не в ответе. Как и воины его дружины. Они люд подневольный. Им приказали — они исполнили. С них спроса нет!