– Помнишь, когда мы в первый раз осматривали дом Вайнера, дворецкого не было? – продолжила я. – А что, если в этот момент он расправлялся с подельником? Причем, заметь, Вайнера убили тем же способом, что и Грегора. Тогда получается, что именно этот дворецкий – и есть главный убийца и бяка! Но остается вопрос: почему Рейчел приняла чашку кофе из его рук?
– Прости, Агата, я слегка не поспеваю за полетом твоей мысли, – перебил меня Фарлей. – Причем тут кофе?
– Если она с ним встречалась и передавала медальон мужа, то обязана была узнать, – торжествующе сказала я. – А ты бы принял что-нибудь из рук человека, который убил твоего мужа и любовника?
– Хвала небесам, у меня не было, нет и никогда не будет ни мужа, ни любовника. – Фарлей негромко хихикнул над моим неловким выражением, но тут же посерьезнел. Мягко проговорил: – Во-первых, Агата, Рейчел сама сказала, что не сможет узнать человека, который зачаровывал медальон. И дело даже не в том, что было темно, а он кутался в плащ. Сама посуди. Если этот человек и тот ментальный маг, которого мы разыскиваем, одно лицо – то самым простым и надежным для него было бы использовать иллюзорные чары.
Я пригорюнилась. Ох, а об этом я и не подумала! Стыдно признаться, но из-за одного замечания Фарлея вся моя стройная гипотеза рухнула подобно карточному домику.
– Тогда получается, что это разные люди, – внезапно подал голос Орландо, который, оказывается, внимательно следил за нашим разговором.
– Аргументируй! – потребовал Фарлей, посмотрев на него.
Орландо, как и ожидалось, тут же смутился. Опустил голову и замямлил, с трудом подбирая слова:
– Если ментальный маг умеет менять внешность, то зачем ему этот маскарад? Зачем ему надевать на себя плащ и шляпу? Было бы гораздо легче принять внешность абсолютно незнакомого для Рейчел человека – и всего делов-то.
– Все-таки ты невнимательно прочитал главу про способы маскировки, – сурово попенял ему Фарлей. – Орландо, как завершим расследование – готовься. Гонять тебя буду по всем азам сыскного искусства.
После столь сурового предупреждения несчастный рыжий дознаватель совсем закручинился. Повесил голову и принялся горько вздыхать, видимо, заранее оплакивая прежнюю спокойную жизнь.
– А разве он не прав? – рискнула я подать голос в его защиту. – Действительно, зачем тогда преступнику потребовались все эти сложности? Плащ, шляпа…
– Потому что, драгоценная и проницательная моя, магия иллюзий имеет немало ограничений, – снисходительно пояснил мне Фарлей. – Чары могут, конечно, убедить тебя, что перед тобой другой человек. Но он должен быть хотя бы сходной комплекцией с образцом для подражания, так сказать. Никакой толстяк под воздействием иллюзорного заклинания не превратится в стройного поджарого красавца. Голос подделать можно. Изменить цвет волос, их длину. Даже внешность подкорректировать. Но вес… Крайне сомнительно.
– И что? – Я фыркнула, не совсем убежденная его возражениями. – Большинство людей среднего роста и веса. Среди всех, кого мы можем подозревать в этих преступлениях, нет ни слишком полных людей, ни чрезмерно худых.
– А во-вторых, – продолжил Фарлей, словно не услышав моих слов, – иллюзорные чары практически не подействуют, если перед тобой человек, которого ты хорошо знаешь. У всех нас есть особая манера поведения, которая выделяет нас из толпы. Обычный наклон головы, привычка поправлять волосы или почесывать нос.
– Это точно, – невольно поддакнула я. – Ты, например, когда серьезно задумаешься, начинаешь покусывать нижнюю губу.
– Правда? – искренне изумился Фарлей. – Никогда за собой такого не замечал. Впрочем, ладно. Суть в том, Агата, что все эти мелочи нарушают вязь заклинания. И оно истончается само по себе. Хм-м…
Фарлей вдруг запнулся и уставился поверх моей головы отсутствующим взглядом. Принялся покусывать нижнюю губу, и мы с Орландо понимающе заулыбались. Сдается, блондину только что в голову пришла весьма занимательная идея. Жаль только, что он с нами не поделится. В отличие от нас, Фарлей никогда не выставлял, так сказать, на суд общественности свои соображения.
Между тем карета дернулась и остановилась напротив двухэтажного длинного здания, в окнах которого несмотря на столь ранний час еще горели огни. Или будет вернее сказать – уже?
Фарлей тут же выскочил на улицу. Я, кряхтя, попыталась повторить его подвиг, одной рукой цепляясь за дверцу, а другой держась за грудь, в которой опять что-то опасно закололо.
– С ума сошла! – ахнул Фарлей и вновь подхватил меня на руки.
– Да что ты со мной носишься, как будто я калека? – сипло запротестовала я. – И в конце концов, нас кто-нибудь может увидеть!
– И что? – переспросил Фарлей, легко шагая к дверям больницы. – Ты меня стесняешься, что ли?
И в его голосе зазвенела нескрываемая обида.
– Сдурел, что ли? – фыркнула я. – Я за твою репутацию переживаю. Где это видано, чтобы королевский дознаватель на руках основную подозреваемую таскал?
– Тяжело раненую важную свидетельницу, – исправил меня Фарлей. – Тем более после признания графини Ириер заключение тебе и впрямь вряд ли
