— Скажите, вы большевик?
— Да, большевик.
— Значит, не из начальства. А откуда вы знаете все, что говорите?
В толпе засмеялись: «Ему на блюдечке сведения подают», «Нет, ему генералы рассказывают», «А может, он ясновидец?»
— Откуда знаю, спрашиваешь? А ты, браток, вступай в партию и тоже будешь многое знать и во многом разбираться.
И вдруг у Михайлова мелькнула озорная мысль. Он мысленно приделал пацану с фотографии реденькие светлые усики — получилось точь-в-точь это лицо, что с победным видом оборачивалось то к нему, Михайлову, то к товарищам.
— Может, и ясновидец. Хочешь, докажу?
— Как ты докажешь?
— А очень просто. Ты меня видишь впервые?
— Да.
— И я тебя тоже раньше не видел, а вот возьму и назову твои имя и фамилию.
— Ну да! — заинтересовался солдат. Все замерли. «А вдруг это не Крылов, вот конфуз будет», — подумал Михайлов. Но отступать было некуда, и он уверенно сказал:
— Ты — Алексей Крылов, из Минска. Там тебя мать и отец дожидаются. Верно?
Солдат стоял бледный как полотно. Чуть слышно выдохнул:
— Верно. Откуда ты знаешь?
Поднялся хохот, все задвигались. Солдаты обступили Крылова и весело заглядывали в его обескураженное лицо. Смеялся и Михайлов. Затем он спрыгнул с ящиков и подозвал Крылова. Коротко объяснил ему, что к чему, рассказал о родителях. Алексей спросил:
— Ты мне скажи одно: если я убегу с фронта, сможешь мне в Минске помочь укрыться?
— Смогу, Алексей.
После этого Михайлов и Чарон побывали еще в пяти местах. Когда затемно возвратились в гостеприимный дом Пупко, там их уже дожидались Дмитриев, Солдунов и сопровождавший их солдат. Дмитриев мял в руках листок бумаги. Это была телеграмма из комитета Земсоюза: господину Михайлову надлежало срочно прибыть в Минск для встречи приезжающей невесты.
После короткого совещания было решено: Дмитриев и Солдунов продолжат выступления среди солдат, а Михайлов и Чарон едут в Минск.
ЕСТЬ ЗАЦЕПКА
Катурин даже отпрянул, когда из коридора на него глыбой надвинулся Иван.
— Фу, черт, напугал!
— А ты не бойсь, — засмеялся Иван, — чего людей бояться. Я уже часа два вас дожидаюсь. Замерз, как цуцик, на улице, решил в коридоре погреться. Хорошо, что дверь не заперта, а то не знаю, что бы я и делал.
Они прошли в квартиру, и Иван без проволочки начал рассказывать:
— Стал разыскивать тех, кто мог бы знать и помнить Чарона по пятому году. И вот, пожалуйста, — мой тезка Лесков. Ты, Павел, должен его знать. Он участник перестрелки у трактира «Волна». Помнишь, вся Москва смеялась над полицией, солдатами и жандармами: горстка революционеров целый день удерживала в своих руках этот трактир, а когда ночью войска окружили дом, подтащили пушку и начали штурм, трактир оказался пустехоньким.
— Конечно, помню. Но это ж было в девятьсот пятом, а у нас сейчас...
— Подожди, не торопись, — перебил его Иван. — Дело в том, что тогда охранка схватила Лескова и посадила в тюрьму, где он просидел до прошлого года. Там он года два назад познакомился со Щербиным. Вместе готовили групповой побег. Он хорошо помнит, что в одной камере со Щербиным сидел молодой литовец из Вильно, Альгис Шяштокас. Лесков характеризует его как настоящего, стойкого большевика и верного товарища. Может, Чарон и есть Шяштокас? Тогда волноваться не стоит.
— А какой он из себя, этот Шяштокас? — спросил Алимов.
Иван смутился:
— Об этом я как-то не спросил. Придется завтра снова к нему пойти.
— А можно, я с вами?
— Отчего ж нельзя, пошли.
— Ну что, давайте ужинать, — предложил Катурин.
