— В смысле, насовсем? — переспросил Братислав Хомак. Мог бы и не переспрашивать. О человечестве, которое должно потесниться, Карел при нём пространно рассуждал не далее, как вчера — в ходе паломничества к мамонтовым следам и выделениям.
— Кто не в силах адаптироваться — тот насовсем! — твёрдо заявил Мантл. — Но избранные люди, сильные духом, среди мутантов выживут.
Что за глупость? Какова же она — связь между силой духа и способностью приспособления? Если тут и есть какая-то зависимость, то скорее всего обратная!
Захотелось хлёстко ответить, но — пришлось отложить до привала. Не кричать же! Чехи шли здорово впереди, чтобы встрять в их беседу, Веселину понадобилось бы обогнать на узкой тропинке нескольких человек с объёмистыми рюкзаками, а среди них, между прочим — и пана Щепаньски.
Только и осталось, что сердито буркнуть себе же под нос:
— Какой бред!
— Вижу, и вас эта проповедь задела! — с понимающей улыбкой обернулся к Панайотову серб Славомир Костич, поправляя лямку рюкзака.
— Вы правы, — Веселин обрадовался случаю выговориться, — задела — не то слово! Очень сомневаюсь, что к миру мутантов приспособятся сильные духом. Скорее наоборот. Сила духа — она ведь в том и состоит, чтобы продвигать свой собственный дух, а не приспосабливаться к чужому.
— Удачно сказано, — покивал Костич, — однако, Мантл говорил не только о силе, но и об избранничестве. Это, как я понимаю — дополнительный «фильтр» для сильных. Если, скажем, отобрать из сильных духом только тех, кто приспособится…
— Это будет искусственный отбор! — заметил Веселин. — Своего рода выведение пород домашних животных! — тут он невольно улыбнулся собственному сравнению. — И где же у домашних животных сила духа?
— Домашние животные порой весьма сильны духом, — полувозразил Костич, — только дух-то у них — человеческий. Вот им они и сильны.
Веселину тут же вспомнилась философская сказка Киплинга — о кошке, что гуляет сама по себе. Там шла речь о свободных видах животных, переходивших на службу к человеку в миг соблазнения щедрыми благами его культуры. Собака, корова, конь — все они безоговорочно приняли прививку человеческого духа. И только кошка пришла к человеку на своих условиях. Кто-то силён заёмным духом, а кто-то — собственным.
— Послушайте, — сказал он Костичу, — к чему мы с вами пришли: люди, прошедшие искусственный отбор по признаку «сила духа», будут допущены в мутантское сообщество на почётных правах домашних животных.
Славомир Костич хохотнул:
— Утешает одно: к этой глупости пришли не мы с вами. Мы всего лишь реконструировали путаное мировоззрение коллеги Мантла. Привели его в состояние полной и окончательной ясности.
— Окончательной? — включился в разговор и Ратко Милорадович. — Нет, коллега, вы себе льстите. Ваша реконструкция едва зацепила важную тему «избранничества», не учла её исторического контекста. А ведь именно на этой идее базируется духовность большинства протестантских сект… — не чуждый тактичности профессор остановился заблаговременно, чтобы прямо не указать на очевидное: особая манера держаться у Карела Мантла и ещё троих чешских антропологов (рассуждения напоказ, страстная убеждённость речений) указывает на их принадлежность к единой секте.
— И то верно! — увлёкшись, Костич, казалось, даже не заметил, как его хлестнула по лицу колючая ветка мутант-дерева. — Мы с коллегой Веселином рассуждали об искусственном отборе, но упустили важный вопрос: кто будет отбирать? Боюсь, ни Мантл, ни его единомышленники прямо не ответят.
— Такой вопрос выведет на сакральный уровень их верований, — согласился Милорадович, — Всерьёз обсуждать его с профанами адепты поостерегутся. Отделаются общими фразами.
— Сошлются на «мировой закон», — припомнил Веселин.
— Вот-вот! — Костич утёр платком капельки крови, что выступили на щеке после удара низко расположенной хвойной веткой. — Одно несомненно: на собственное избранничество коллега Мантл надеется, иначе всё бессмысленно. И верует в избранный народ — то есть, в мутантов. А вы что скажете, коллега Чечич?
Горислав Чечич из Македонии действительно приотстал, но не для того, чтобы присоединиться к разговору. Он молвил со строгостью:
— Коллеги, убедительно прошу вас не обсуждать верования других участников экспедиции, — тут он сильно понизил голос, — а то пан Щепаньски — я заметил — к вашей дискуссии давно прислушивается и вот-вот вспылит. Оно вам надо?
— Благодарим за предупреждение, — полушутливо поклонился старик Милорадович, — и на сегодня дискуссию закрываем. Кстати, Славомир, вашу щеку стоит продезинфицировать.
— А, пустяки! — отмахнулся тот.
Дальше шли молча, и Веселин раздумывал об идее избранничества людей для жизни в мире торжествующих мутантов — идее, бредовой по сути, но милой сердцу Карела Мантла.
Что же получается? Есть некая, скажем, инстанция, которая избирает людей к подобной — уже не вполне человеческой — жизни. По каким признакам идёт отбор? Мантл упоминал о высокой способности к адаптации. А ещё — о «силе духа». Только дух имеется в виду заёмный, не человеческий. И ради подобного «избранничества» — какая муха ужалила? — человек готов отказаться от человеческого в себе.
Нет-нет, господа антропологи из древней уютной Праги. Что-то не ладно у вас в Карловом университете. Верно, ваши надежды на «избранность» не от
