А старый Ратко Милорадович — тот с какого-то перепугу стал рассуждать, кто же с кем договорился: Сопля с кабанищем, либо наоборот. Какая разница?
Так или иначе, пронесло. Теперь можно и заболтать свои страхи.
Пошли дальше.
Берёзовые стволы редели, пока не уступили место экзотам приболотного мира: кустистым лишайникам, влажнолистным лопухам, крученым лианам. Почва, устилаемая мхами, стала круто уходить вниз, и там, в низине, в дымке торфяных испарений — показалось болото.
— Это болото возникло на месте бомбардировок, — сказал кому-то из своих капитан Суздальцев, — ещё в Первую ядерную.
Сопля повёл экспедицию вниз по скользкому крутому склону. Горан удержал равновесие, но пару раз чудом не шлёпнулся. Другим повезло меньше. Оба профессора из Белграда так и закувыркались, пана Щепаньски с трудом подстраховали пражские антропологи все вчетвером.
Когда спустились, Горан с угрызением осознал, что во время спуска даже не повернулся к брату — а тот ведь мог улететь из носилок. Хрусталёв и Гаевский оказались на высоте, не уронили ни носилки, не Зорана, и всё же!
Потом Горану припомнилось: он же не оборачивался к раненному брату ещё с момента ложной тревоги, причинённой последним кабаном. Так переволновался за собственную шкуру, что и думать забыл. Стыдобище!
Сопля торопил учёных отправляться в болотную часть пути. Они предложили устроить короткий привал перед отбытием — но проводник эту идею решительно отмёл. Даже не дал отдышаться после спуска, повёл к тропе, отмеченной двумя пирамидальными камнями. Собственно тропу скрывала мутная болотная вода. Проводник с ходу погрузился в неё по колено, идущий следом Вацлав Клавичек шлёпнулся, вздымая тучу брызг.
— А что, нельзя пройти по сухому? — негодуя, спросил пан Щепаньски.
— Березань находится на острове посреди болота, — пояснил Сопля.
Держись, Зоран! Упрятали же твою операционную! Горан теперь брёл рядом с носилками и старался не думать, что случится, если Гаевский с Хрусталёвым вместе поскользнутся на середине болота, где грязи по пояс. Но ведь ясно: раненый уйдёт под воду. Рана от соприкосновения с болотной грязью мигом нагноится, к тому же Зоран под водой наверняка захлебнётся и больше не сможет дышать.
Вся болотная часть пути осталась в памяти Горана нескончаемо-однообразным процессом сопровождения носилок в ледяной мутной воде, доходящей до пояса. И никаких иных впечатлений.
Где-то видели пучок лаокооновых червей-мутантов и рядом гигантскую болотную змеючину — Горан в ту сторону даже не повернулся. Он старался быть с братом на малом болотном отрезке его жизненного пути, которому — возможно — суждено стать завершающим.
Болото осталось позади, под ноги легла твёрдая почва, густо поросшая сизой мутант-травой, утыканная неприветливым прибрежным кустарником, а кое-где — усеянная широкими базальтовыми глыбами. Что за жуткие взрывы вынесли на поверхность этакие монолиты?
Кстати, далеко впереди, за каменным хаосом и берёзовым редколесьем замаячили вечерние огни селения. Березань? Видать, она.
Выйдя из ледяной воды, люди первым долгом поспешили переобуться и переодеться в сухое. Проводник больше никого не торопил: болото ведь преодолено. А всё-таки даже университетские профессора переодевались почти с армейской скоростью. И подходили к Сопле, всем видом выражая готовность к последнему рывку — до самой Березани.
— Теперь друзьям учёным нужен привал! — громко крикнул Сопля, заодно привлекая внимание и военных, идущих следом. — На этих больших камнях можно хорошо посидеть и отдохнуть.
Если спросить мнения у мудрого Ратко, то сказанное — несколько запоздало. Теперь, когда все без особой команды переоблачились и собрались в путь, «учёным нужен привал»? А самих учёных кто-то спросил?
Оказалось — даже начальник экспедиции не вполне в курсе вопроса.
— Зачем снова привал, когда здесь уже рукой подать? — капризно воспротивился пан Щепаньски. — Веди-ка дальше, друг!
— Сопля не может сразу привести всех! — ответил проводник с неожиданной категоричностью. — Сопля боится Пердуна, Сопля боится Прыща. Сопля должен сначала предупредить.
Начальник экспедиции досадливо отмахнулся:
— Сопля зря боится Пердуна и Прыща, если они оба боятся Дыры.
— Сопля не зря боится! Пердун и Прыщ сначала съедят Соплю, а потом испугаются Дыру. Пердун говорит, в Березань нельзя людям, Прыщ говорит, в Березань нельзя солдатам. И солдатам в Березань никак нельзя, даже если людям можно, — мутант говорил далее, а пан Щепаньски лишь насупливался, да кусал губу. Легко понять: на родной территории проводник приободрился и пытается теперь «отыграть назад» неудобные для себя уступки, на которые ранее пошёл под давлением пана. И как его теперь заставишь?
— Людям ещё можно, а солдатам никак нельзя? — переспросил Йозеф Грдличка.
— Сопля так сказал, — закивал проводник.
— Но в Березани операционная, куда людям и солдатам надо доставить раненых. Мы за этим сюда и шли.
