обличает.
— И давно? — поинтересовался Ратко.
— Что давно?
— Давно ли пугает? — Милорадович позволил себе озорно усмехнуться, дразня болгарина. Тот сразу смешался.
Да-да, не ломай комедии, молодой человек, застигнутый на притворстве. Не обратись к тебе наблюдательный старикан — изображал бы ты спящего до утра, потихоньку возмущался — и никому бы здесь ничего не чирикнул. Зато при первой встрече с профессором Щепаньски — там бы твоё красноречие и полилось. Не могу, дескать, молчать, не позволю затыкать рот.
— И чем именно пугает, а, коллега? — ласково продолжал допытываться Ратко. — Не усматриваете ли вы в чём-то — угрозы своей безопасности?
— Нет! — решительно кивнул Панайотов. — Но я нахожу прямую угрозу делу, выполнять которое мы едем. Ибо — давайте начистоту — эти люди снаружи — наверняка «мьютхантеры»!
— Что за слово! — пренебрежительно скривился Ратко. — Какие ещё «мьютхантеры»? В России этот американизм не прижился.
— Дело не в слове! — вскинулся Панайотов, аж одеяло сползло на пол. — Они охотятся на мутантов, так? Значит, истребляют тех, кого мы едем изучать! — ну вот он, праведный гнев почти в полный голос.
— Да? — хитрый лис Ратко впрыснул в тон ответа столько сарказма, сколько смог в себе изыскать. — Вы что же, в самом деле думаете, что у нашей с вами экспедиции есть серьёзные научные цели?
Откровенность на откровенность. И вот уже молодой болгарский коллега лежит на лопатках. Крыть ему нечем, не так ли?
Не нашёлся Веселин Панайотов, не стал возражать вслух. Укутался поглубже в армейское одеяло, повернулся так, чтобы не видеть ни разгрузки оружейных ящиков, ни настырного сербского профессора, поспешно закрыл внимательные глаза. Спрятался и от реальности, и от спора. Да только — спора-то не избежать, коли вопрос вовремя задан.
Мне не надо отвечать коллега, ответьте себе самому — Ратко произнёс бы это напутствие вслух, если бы возникла надобность. Но — не пришлось. Разгруженный на добрую треть БТР давно тронулся, а самоуглубившийся Веселин всё бодрствовал, рассеянно ощупывая указательным пальцем давнюю подпалину на одеяле. Не успокоился он и под утро, когда в отверстиях люков посерело.
А ведь за ночь машина ещё дважды останавливалась на секретных блок-постах воюющего с мутантами человеческого ополчения. И каждая остановка сопровождалась выгрузкой оружия, зелёная стена из ящиков таяла на глазах, отчего к утру БТР выглядел непривычно просторно.
Веселин же новых остановок, казалось, не замечал. Оно и не удивительно — дело ведь не в количестве, а в принципе: как ему относиться к снабжению армейским оружием бойцов человеческого ополчения. Или — гхм… «мьютхантеров» (вот уж какое словечко выискал — и легко догадаться, с чьей подачи!).
Полулёжа на сидении, в безмятежном полусне профессор Милорадович ожидал возможного продолжения диалога. Но Веселин то ли стеснялся его будить, то ли остерегался задавать наивные вопросы, то ли справлялся сам. К рассвету Ратко позволил себе погрузиться в настоящий глубокий сон.
Засыпал с усмешкой, с лёгкой душой. Раз уж коллега ночь напролёт спорит сам с собой, не требуя собеседника, хитроумному оппоненту пора отдохнуть. Веселин далеко не глуп, его мыслительным способностям можно доверять. Всё по-настоящему важное он себе скажет сам.
Что за неловкая перепалка состоялась среди ночи со стариком этнолингвистом! От дурного настроения, не иначе. А ещё — от скученности. Подумаешь, полемика. Вот так поездишь недельку в тесном коллективе — начнёшь на уважаемых коллег и с кулаками кидаться.
Профессор Милорадович быстро задремал, а Веселин всё никак не мог расстаться с его последними словами. «Вы что же, в самом деле думаете, что у нашей с вами экспедиции есть серьёзные научные цели?» — сказал старик. В каком это он, интересно, смысле? Не мог же уважаемый профессор не знать о целях экспедиции, в которую поехал!
Выходит, известные ему цели — собирание фольклора лесных мутантов из Дебрянского ареала, изучение здешних мутантских наречий, выявление базовых мифологических и религиозных представлений в мутантских сообществах — Ратко Милорадович не признаёт серьёзными. Но почему? Не потому ли, что речь идёт о культуре мутантов-недочеловеков?
Да, и среди учёных попадаются упрямые скептики, которые отрицают всякую значимость мутантских культур. Неужели Милорадович — из таких? Но ведь фактами же доказано — обратное! Не может же серьёзный учёный игнорировать данные, собранные экспедициями Боргезе и Щепаньского-старшего в мутантских селениях Великой Чернобыльщины?
Уважаемый Ратко, конечно, может сказать, что одно дело — Великая Чернобыльщина с её фольклорными богатствами, а совсем другое — узкий Дебрянский ареал, где мутанты пребывали в изоляции от своих собратьев и тем сильнее деградировали. Но ценность изучения быта и фольклора дебрянских мутантов — тем выше, что их вообще мало кто посещал. Разве не понятно?
Или профессор Милорадович просто питает предубеждение к мутантам, сравнивая их этнокультурный багаж с человеческим? Но этнолог должен «уважать все культуры, не отдавая ни одной субъективных предпочтений» — сам Боргезе сказал!
Да, конечно, человеческие культуры — посложнее будут. Но ведь и самая простая культура — тоже культура. И в истории мировых культур — она
