кого-нибудь не ждала. Пан Кшиштоф знает, он знает всё, но давно бросил и думать её ревновать — он реалист! Она ждёт и его тоже — ему достаточно.
После «Ждала» Дыра непременно скажет: «Пойдём», — она всегда так говорила, и время над такими словами не властно, ибо слова эти весьма экономны и влекут без преамбул прямо к действиям.
Пан Щепаньски истосковался по действиям. Он так ей и шепнёт, одним только словом: «Истосковался». А Дыра, как обычно, не расслышит. «Истаскался?» — переспросит она шутливо. А Кшиштоф радостно подтвердит её грубоватую догадку. Он скажет… Он найдёт, что сказать. Что-нибудь особенно скабрезное, что-нибудь из самых-самых глубин жаждущего существа. А она ответит уже не словами: она обратится в саму себя, во вселенскую чёрную Дыру, которая втянет в себя и всего пана Щепаньски, и все его панские слова, и движения, и желания.
В сладких грёзах, в мысленном жарком шёпоте — мимо пронеслась Лесная Елань. Так себе посёлочек, не крупнее Березани, вот пан профессор и почти не уделил ей внимания, едва заметил её главную достопримечательность: центральную дуплистую ель, а в дуплах — маленьких кабанов-древолазов. У зверьков на лапках вместо копыт выглядывали острые коготки, за спиной мелко завивались беличьи хвостики, зато в остальном — свиньи свиньями. Йозефа Грдличку такие потешные твари непременно бы умилили. Больно уж его любимым теориям соответствуют.
Но вот и Столичная Елань. Выглянула из лесу как-то вдруг. Едва показались первые строения, и вот дорога заворачивает за ряд густолиственных елей — и панорама столицы предстаёт во всей красе.
Пан Щепаньски ещё на подходе прекратил свой мысленный диалог с Дырой. Хватит репетировать: страстные слова, как это всегда бывает, в нужный момент польются сами. А заготовленные загодя словесные костыли — только мешают, ведь жаркая энергия любовных страстей из них ушла.
Лесная дорога в одночасье превратилась в главную улицу селения. А ведь Столичная Елань обустроена очень даже недурственно!
Мрачных селюков из Березани она, конечно, должна поражать. Ибо что оно такое эта их Березань: беднейшая деревня на островке среди болот. Никому не интересная, потому и засекреченная. Пердуну просто обидно за убожество своего владения, вот и пытается хоть людей к себе не пускать.
В Березани — всего два каменных здания. Два! Председательский дом и больница, спрятанные от завистливых взглядов за берёзовым частоколом. Остальное — деревянные хижины, лачуги, землянки, сараи.
А в Столичной Елани? Каменных домов — и не сосчитать. И даже не все из них — на центральной улице. Из переулков тоже такие выглядывают. А этажность? Да здесь ведь почти во всех каменных домах — по три этажа.
Не сказать, что дома красивые — у потомка жителей Кракова просто не повернётся язык, чтобы ляпнуть эту глупость — и всё же по мутантским меркам весьма-весьма богато.
И это всё с некоторых пор принадлежит Дыре. Она, а не кто другой, ныне лордесса Столичной Елани, а вместе с тем — правительница всего ареала. Приятно сознавать, чёрт возьми!
Тем приятнее, что эту карьеру твоя возлюбленная сделала сама, без посторонней помощи: кулаками, ножом, зубами — чем-то таким. Огнестрельное оружие мутанты тоже освоили, но на себе подобных обращают редко. А пани Дыра? Ну, Дыра-то могла!
Жаль, солнце стало заходить через какие-то десять минут по прибытии экспедиции в город (раз есть столько каменных трёхэтажек — чем не город?), потому всего великолепия владений умницы Дыры пан Кшиштоф узреть не успел.
Зажглись ночные факелы, но всей подступившей тьмы разогнать не смогли. К центральной части Елани, обнесенной еловым частоколом, подходили почти в кромешном мраке. Сам частокол, впрочем, вовсю озарялся фонарями: тускловатыми, но зато электрическими.
Частокол… А профессор уж думал… Пан Щепаньски словил себя на том, что ожидал узреть высоченную каменную стену — чуть ли не такую, как в замке Вавель. Потому-то частокол воспринял с разочарованием, как знак постыдного сродства Елани с Березанью. Конечно, наивно — самому понятно.
Мутант на воротах узнал Соплю и беспечно махнул экспедиции: проходите, мол. Гостей здесь, кажется, не боятся. Ещё бы: коли хозяйка не робкого десятка, то и страже бояться нечего. У мутантов — простые нравы.
А Председательский дом пана Щепаньски совсем потряс. Он-то ожидал встретить изящный дворец этажа в четыре, но вышло иначе. Точная копия березанского Председательского дома — каково? Такой же несуразно длинный двухэтажный дом. Ничего особенного, столичного, выражающего вкусы Дыры. Ничего!
Кроме, разве что, крыльца: ступеньки от главного входа в здание спускаются не с первого, а со второго этажа. Дыра всегда обожала быть сверху.
— Кшиштоф! — раздался знакомый мелодичный голос не без лёгкой хрипотцы. — Ждала-а!
Стройная фигурка сбежала с высокого крыльца Председательского дома. Подбежала, с ходу толкнула профессора крутым бедром, весело засмеялась, когда он на несколько шагов отлетел. Благо, устоял, не растянулся. Дыра всё такая же. В прежнем юном теле, в прежнем репертуаре.
И в движениях — стеснения ни на злотый, ни на пару грошей. Другая бы попробовала так вилять тазом — сама бы тотчас остолбенела от собственной вульгарности. А Дыра — она истинная пани. Откуда только берётся подлинный аристократизм у простой чернобыльской мутантки?
— Дай-ка я тебя рассмотрю да пощупаю — пониже бронежилета. Ну, вижу: сохранился старикан-профессор, дело будет! — Дыра издала вкрадчиво- ласковое рычание. — А дай-ка теперь поглядеть на твоих спутников… Ну, ничего, смазливенькие! А особенно вон тот ничего! — и Дыра, подмигнув
