— Тот мутант был в балаклаве, — напомнил санитару Суздальцев, — вы уверены, что это он?
— Что ж я, Пердуна не узнаю? — вымученно усмехнулся Шлик. — Да, он иногда прячет лицо. Но его легко узнать по походке: ноги он не сгибает. А ещё в те моменты, — Фабиан вздрогнул, — в которые он портит воздух. Тут уж больше ни с кем не спутаешь. Другие так не умеют.
Выходит, Пердун. А прикинулся-то мелкой сошкой. Обманул и Соплю, и всю экспедицию заодно. Все радовались, что Пердун в отлучке…
Но если сторож — никакой не сторож, а сам председатель инкогнито, то и переданная им связка ключей обретает новый смысл. Сторож мог её отдать по скудоумию. Пердун — нет.
Связка ключей с одним, замотанным в тряпочку, досталась капитану вовсе не по случаю; это была намеренная ловушка. Пердун догадывался, что спрятанный ключ непременно увидят и постараются его применить. На том и построен хитрый расчёт!
Если бы сразу знать, кем был тот малозаметный сторож в линялой балаклаве! Капитан бы сразу просёк, что дело нечисто. А так — беды не стряслось в основном по счастливой случайности.
А ведь в тот момент, когда Суздальцев, Шутов и Егоров покидали «библиотеку» с коллекцией подписанных голов, опасность стояла совсем рядом. И скалилась в темноте, готовясь к броску.
Тогда все находились под жутким впечатлением от находки, готовы были поскорее вернуться из подземелья в кабинет главврача — если бы не Егоров. Да, именно Егоров с немалым удивлением обнаружил: «А ключ-то мы так и не применили!». Капитан Суздальцев тут же заметил: а солдат прав!
Ещё бы! Ключ, благодаря присутствию которого был найден тайник в кабинете главврача, в качестве ключа они так и не применили. Просто не нашли подходящего замка.
Дверь за шкафом, открывающая подземный коридор — она вообще не запиралась. Другая дверь, «библиотечная» — была снабжена тяжёлыми засовами, но на замок не закрывалась (там даже дырок для навесного замка не предусмотрели). Значит…
Значит, напрашивался вывод, основная тайна ещё впереди. Там, куда удаляется тёмный коридор, должен отыскаться замок, что подходит к завёрнутому ключу.
И трое военных бодро зашагали по коридору, пока не упёрлись в перегородившую его решётку. И что была за решётка: мощная, с толстенными металлическими прутьями, способными выдержать штурм целого взвода силачей, вооружённого тяжёлым тараном.
Решётка запиралась на замок. Суздальцев примерил, чуть провернул: ключ подходит. Итак, повязанная тряпица привела, куда надо.
«Откроем?» — спросил Шутов. «Конечно», — отозвался Суздальцев. Но — медлил. Да, коридор уводил далеко и дальше, фонари туда не добивали. Только надо ли туда идти? С одной стороны — надо. Что ж это за половинчатое обследование, коли ты даже не попытался дойти до конца? А вот с другой стороны…
Решётка-то больно странная. На человека таких решёток не требуется. Его запросто остановит и кое-что полегче. Но кто бы сюда мог спускаться, кроме человека? Да, мутанты. Но те, пусть и сильнее — не настолько.
«Уходим, что ли, мой капитан?» — предложил Егоров. Тогда Суздальцев решился, снова размотал тряпицу, вставил ключ в замок и со скрежетом провернул четыре раза. Решётка лязгнула и отошла, распространяя гулкое эхо в невидимых подземных сводах. О, да там лабиринт!
Суздальцев прислушался. Никак, в темноте что-то двигалось. Мягко говоря, крупное. Двигалось — и, кстати, набирало скорость.
«Так что, пошли уже?» — кивнул Шутов туда, вперёд, за решётку. «Нет, уже пришли», — отозвался Суздальцев и, захлопнув решётку, стал крутить ключ в обратную сторону. Вовремя. Только успел сделать четвёртый оборот, о решётку с той стороны что-то громко ударилось. Громыхнуло — будь здоров.
Только теперь капитан окончательно уразумел: решётка нужна не для того, чтобы люди не проникали туда снаружи. Нет, она призвана не выпустить кое-что изнутри.
«Круто!» — только и сказал Шутов, когда решётка содрогнулась от удара. Содрогнулась и затихла — тварь отбегала. Брала новый разгон.
Вряд ли когда Зоран Бегич придумает хвастаться хорошо зашитыми кишками. А жаль: мог бы и похвастаться. Прослыл бы оригиналом, исполненным внутренней красоты.
Леонид Погодин на славу постарался, зашил так хорошо, что даже не видно. Кишки — одна к одной. Жаль их было прятать обратно, в брюшную полость.
Что до воспаления брюшины — ну, здесь красоты поменьше. А всё же гораздо лучше, чем могло бы быть. Когда есть, над чем работать, значит, пациент скорее жив.
Сепсис? Ну, и тут не так уж и страшно. Европейская техника на высоте, чего-то там фильтрует, антибиотики тоже бьют заразу наповал. Отчего всё ещё не убили? Так дайте срок. Большинство курсов лечения рассчитаны на пару недель.
Правда, насчёт сепсиса у Погодина теперь новая гипотеза. Что, если дело не в обычных возбудителях гнойных воспалений, каких полно в кишечной флоре? Что, если свиньёй-мутантом занесены микробы-мутанты, вовсе науке неизвестные? То-то и динамика у заболеваний странная, будто зависшая, отложенная. Ни летальных исходов, ни выздоровления.
