Первый: животное поймали (возможно, усыпили), упрятали за решётку, а потом уже сверху установили больничное здание. Второй: животное таки внесли в готовую ловушку под зданием, но — в раннем его детстве, когда тварь была маленькой. Третий: животное запихнули в подвал не через здание больницы, а через какой-то другой вход — пока что неизвестный. Если так, то скорее всего сей другой вход тоже закрыт решёткой, иначе бы зверюга давно выбралась.
— Капитан, — доложил Егоров, — Рябинович и Хрусталёв пришли.
— Впускай, — велел Суздальцев, — только гляди, чтобы немецкие шпионы из коридора не подглядывали!
Рябинович и Хрусталёв. Этих двоих капитан отряжает проводить Панайотова и Грдличку. И тоже — с лёгким сердцем, ибо в больнице искать больше нечего, только — тупо следуя легенде, наблюдать за выздоровлением раненых. Если кто зайдёт от больницы далековато — привлечёт лишнее внимание (что они там вынюхивают?). Зато эти двое — пройдут по новой, ещё не исследованной части мутантского ареала, и никто им слова не скажет. Ибо по делу.
А чтобы не замыкались только на охране учёных, да вволю смотрели по сторонам, Суздальцев их сейчас специально проинструктирует.
Ай, хороша Дыра! Всем дыркам Дыра! Дыр-Дыра!
Пан Кшиштоф с некоторых пор прекрасно знает, что такое счастье.
Счастье — это когда больше не можешь, когда падаешь от усталости на заботливо подстеленную шкуру, а настроение всё равно игривое.
Счастье — это когда с Дырой, когда на её топчане, крытом шкурой неубитого медведя.
Ага, есть у Дыры и такая шкура. Говорит, этого медведя-мутанта никто не убивал, а он просто сбросил шкуру — и дальше пошёл. Наверное, байка, хотя что в мутантском краю бывает только небылицей? Здесь запросто встретишь медведя без шкуры, да ещё с ушами, как у слона и с хоботом, полосатым, как у зебры.
Что за чудо этот мутантский фольклор! Обязательно надо будет прислать кого-то из учёных, а лучше пару человек, чтобы записали в этнографические блокноты историю про медведя.
Правда, ещё лучше — найти кого-то другого, кто эту же историю про медведя хорошо рассказывает, а к Дыре — не посылать. А то ведь известно, чем дело кончится. Дыра — она для всех Дыра. Для всех и с каждым.
— Нет, пришли-и! — капризно надувает губы Дыра, выдёргивая седеющий волос из пучка, растущего на профессорской груди. — Пришли мне того, молоденького! Его зовут Хомак? Вот Хомака мне и пришли. Других можешь пока не присылать, а этого я хочу!
— Всё, что скажешь, любимая! — с ласковой улыбкой отвечает пан Кшиштоф. — Приведу тебе всякого. Я ведь знаю, ты ненасытна!
Промискуитет, будь он неладен. Профессор Щепаньски меньше всего хотел бы делить одну и ту же пани с кем-то из своих подчинённых, но — в этой игре на желания назначать фанты не ему. К тому же самые дикие желания Дыры настолько быстро становятся его собственными, что диву даёшься! Кто знает, может её отношения с молодым чехом что-то добавят в арсенал наслаждений профессора, дадут ему взамен постыдно-сладкое ощущение ещё большей полноты жизни?
— Так ты всё про меня знаешь? — Дыра отодвигается на расстояние вытянутой руки, чтобы лучше видеть лицо пана Кшиштофа. — Всё-всё?
— Никто не может знать всего о тебе, любимая! — поспешно произносит профессор. — О ком угодно, только не о Дыре!
— Ответ правильный! — смеётся мутантка, сладострастно выгибая на медвежьей шкуре свой изящный красноватый торс.
Профессор польщён, словно только что сдал труднейший зачёт в своей университетской жизни.
— Так ты не хочешь знать всё о Дыре? — ухмылка мутантки становится хищной, выдаёт заброшенную ловушку. Если ответишь «нет», Дыра накажет за недостаток интереса, если «да» — за самонадеянность. Лучше отвечать «да»: за самонадеянность Дыра бьёт мужчин всего чувственней и нежней, а за невнимание — агрессивно, как истинный палач-профессионал.
Но вместо удара следует дразнящий разговор. Дыра не верит в «да»:
— Нет, пан Кшиштоф, главного о Дыре ты знать боишься!
— Боюсь, и в то же время хочу! — выкручивается пан.
Мутантка нагибается к самому профессорскому уху и жарко шепчет, обжигая ушную раковину:
— А слышал ли ты новости о моих привычках? Рассказал ли тебе Сопля, какая судьба ждёт моих любовников?
— Э… да, конечно!
— Он рассказал, что любовников я убиваю? — на последнем слове Дыра демонстративно облизнулась.
— Э… да, рассказал, — профессору трудно говорить внятно, так как мутантка в этот момент отстранённо теребит его за щёки, словно недавно подаренную куклу из неведомого материала.
— И ты не боишься?
— Нет! — с горячностью воскликнул пан. — Мне желанны твои проделки.
— А если я убью и тебя?
