— Я готов! — пан Кшиштоф выставил вперёд седовласую грудь, словно специально под расстрел. — Всё, чтобы только обрадовать мою ласточку!
Пока он это говорил, у него словно звоночки в висках зазвонили: тревожный сигнал! Но пан Щепаньски отмахнулся от охранной системы. Он будет действовать по-старинке. Если искренне готов пойти под нож из любви к прекрасной мутантке, она тебя милует. Раньше бывало так.
— И Хомака привести готов? — с недоверием проговорила Дыра. — Чтобы я его тоже убила?
Профессор Щепаньски закивал:
— И Хомака, и меня, и всю экспедицию — режь, если надо. Если только доставит тебе удовольствие!
— Не веришь, — констатировала Дыра, — много говоришь, а ни одному слову не веришь. Эх ты, этнограф! Спец по культуре мутантов… Что за ерунду твоя экспедиция берёт для изучения? Сказки, песни, танцы, народные промыслы?
— Да! — подтвердил пан Кшиштоф, влюблено глядя ей в глаза.
— А главного — того, что делает мутанта мутантом — никто не изучает. Ни разу никто не изучил.
— Что же это?
— Так я тебе и сказала! — хихикнула правительница Столичной Елани.
Умеет пани держать интригу.
Чу! Что это за жуткие звуки доносятся из окна? Вой? Пан Шепаньски такого никогда не слышал, и всё же знакомые нотки проскальзывают. На тягучие фальшивые ноты голосовой основы наложены отрывистые хриплые судороги. Ах да, вот что это такое: собачий вой с поправкой на свиные глотки. Звуки теперь понятны, но страх всё равно невольно пробирает до костей. Животные, которые так звучат, не могут не быть смертельно опасными.
Вой стих. Теперь из-за окна раздался дробный топот копытец, сопение, злобно хрюкающее рычание, сквозь которое едва пробился приглушённый человеческий вопль. Дальше вопль оборвался, пошёл мерный хруст.
— Что это за звуки? — пан Щепаньски приподнялся на локте.
— Не волнуйся, милый. Это просто мои сторожевые свинки поймали прохожего.
Надо предупредить участников экспедиции, подумал пан Щепаньски, засыпая. Чтобы по ночам во дворе не гуляли. Мало ли что.
Березань учёные посмотрели в чисто «туристическом» режиме (все, кроме Панайотова и Грдлички), а вот в Столичной Елани началась работа. И вовремя. Так долго тряслись в русских БТРах, месили ногами болотную жижу — пора уже, наконец, и пользу делу приносить.
Негласный расчёт профессора Щепаньски был таков: антропологи работают в парах с этнографами-специалистами, помогают, чем могут, организуют процесс, направляют на познание тех культурных форм, которые желательно высветить.
Следуя этому правилу, при Панайотове в Березани остался Грдличка. Панайотов и возражать не стал, признал разумность решения руководства.
Да и отчего бы не признать? Ибо все же понимают: у антропологии — своя специфика, изучает она в человеке и мутанте больше биологическую сторону, чем культурную. О происхождении человеческого вида, о различных расах, включая мутантские, антрополог расскажет лучше всякого этнографа — собирателя вышитых тряпок и обрывков песен. Но тряпки и песни собирать надо тоже. Вот с каталогизацией этих фактов этнографы справляются лучше.
Жаль, разумную инициативу начальника экспедиции приняли не все. Ратко Милорадович — вот упёртый осёл — захотел себе в напарники второго серба, Славомира Костича. А ведь оба — этнографы, или там этнолингвисты — то есть люди одного и того же типа компетенции.
В свою очередь Вацлав Клавичек и Братислав Хомак тоже были вынуждены объединиться в чисто «антропологическую» диаду. Что и «не добже», и «не здрово», как во всеуслышание объявил пан Щепаньски.
А вот Мантлу повезло: работал он в паре с Гориславом Чечичем. Македонец оказался человеком понятливым. Сработались прекрасно.
Изучали устный фольклор Столичной Елани. Притчи, сказки, загадки, заговоры, легенды, предания — всё такое.
Роли в процессе с македонцем распределили чётко. Мутанты наизусть рассказывали свои народные предания, Чечич их дословно записывал, а Мантл следил по методичке, всё ли они точно излагают.
Большинство воспроизводило свои тексты достаточно точно, но некоторые — в основном те, которые плохо научились читать, забывали и перевирали важные места, несли отсебятину. Таким Карел Мантл сам зачитывал выдержки из методички — ведь просто показать без толку. Порой неразумные индивиды и тут не понимали, чего от них требуется, тогда Карел зачитывал методичку напрямую фольклористу, минуя представителей изучаемого народа.
Чечич сперва пытался протестовать, потом — махнул рукой: чего там! А как сам дополнительно мозгами пораскинул, даже предложил полезную рационализацию:
— А что, если я буду всё выписывать прямо из вашей методички?
Но тут уж Карел почуял доведение важного дела до абсурда.
— Так нельзя, — сказал он убедительно, — переписать методички от руки мы бы могли ещё дома. Зачем же мы сюда ехали, с мутантами знакомились?
— И то правда! — вздохнул Горислав. — Ну, коллега, диктуйте!
