Короче, если отфильтровать густо летающих в воздухе свиноголовых собак и головы-лохани, полные дерьма (немцы, конечно, остроумны в ругательствах, но не столь изобретательны, как русские), то получалось следующее… Тевтонский рыцарь требовал прекратить всю эту возню с железками, чтобы он смог сделать человеческое жертвоприношение и вызвать сюда самого херра Тойфеля, который вскроет эту жестянку одним пальцем своей кровавой лапы. Мол, походного алтаря и пяти специально выращенных жертвенных овечек для этого будет более чем достаточно. Атаманша в ответ вопила, что если он здесь, на землях Кибелы, будет взывать к своему мерзкому божку, да еще принося в жертву невинных девственниц-подростков, то Кибела тут же просечет это безобразие и прекратит его, явившись лично со всей возможной решимостью. Результат поединка богов херр рыцарь может представить себе сам, но мало не покажется никому…
Очевидно, капитан Серегин тоже владел немецким языком на достаточно приличном уровне, потому что он, пробормотав: «не надо нам тут ни Тойфеля, ни Кибелы», слегка стукнул Зоркого Глаза по плечу, приказывая отрыть огонь. Маменька! Какой же этот пулемет шумный! От грохота его стрельбы я почти оглохла – казалось, что на всю жизнь. Хлопки стреляющих одиночными выстрелами Валов были почти неслышны на фоне апокалипсического рева его очередей. Первым делом Зоркий прошелся по группе из примерно десятков спешенных амазонок, стоящих напротив тевтонов – со стрелами, уже наложенными на тетиву; потом, после амазонок, досталось и тевтонам – следующая очередь полоснула по команде взломщиков. Куда делись ругающиеся рыцарь и атаманша – я так и не поняла, но Серегин и Док неожиданно поднялись и, похожие в своих лохматках на две ожившие копны сена, пригибаясь кинулись вперед, пока Зоркий глаз и его напарник Ара творили свое боевое колдовство – один короткими очередями из пулемета, другой одиночными выстрелами из Вала.
Тем временем, я то теряла Серегина и его напарника из вида, когда они залегали, то снова замечала их, поднявшихся в своих лохматках в очередную перебежку, по дороге стреляя в кого-то нам отсюда невидимого. Вот они оба, обогнув носовую оконечность, забежали за штурмоносец, предварительно пару раз выстрелив – и почти сразу все стихло… Серегин вышел обратно, сделав знак, что все враги уже мертвы.
– Темпо-темпо, мадмуазель, – сказал мне Зоркий глаз и я, резво вскочив, побежала к входному люку штурмоносца, а он, вскинув на руки тяжелый пулемет, поднялся на ноги и, обернувшись, замахал прапорщику Пихоцкому, чтобы он скорее гнал сюда наших лошадей.
Добежав до люка и старясь не смотреть на раскиданные повсюду трупы амазонок и тевтонов, я, глядя в глазок камеры, приложила ладонь к идентифицирующей панели, молясь, чтобы эти сумрачные гении ничего в ней не повредили и опознающий механизм оказался бы исправен.
– Ну пусти же, пусти же меня скорей, – бормотала я, пока электронный тугодум скрипел своими давно не смазанными мозгами.
– Общее опознавание проведено, – донесся из-за брони мелодичный мужской баритон электронного привратника, – результат положительный. Детальное опознавание произведено, результат положительный. Приветствую вас, Елизавета Дмитриевна, и хочу заметить, что вы отсутствовали в течении четырех местных суток, восьми часов и двенадцати минут…
– Приказываю тебе как командир корабля – немедленно впусти меня внутрь! – рявкнула я на привратника.
– Ваши приказы для меня недействительны, пока я не опознаю ваших спутников, – ответил мне электронный Цербер. – Пусть подходят сюда по одному – я должен убедиться, что вы не находитесь под принуждением и не введены в заблуждение ловкими мошенниками…
Пока я препиралась с привратником, сзади ко мне подошел капитан Серегин.
– Ну что, Елизавета Дмитриевна, – немножко насмешливо сказал он, – свет в доме горит, но никто вам не открывает?
Пошлейший, надо сказать, анекдот того мира про пьяного и фонарный столб, но в данном случае он был удивительно к месту, ибо как только дело выходит за границы допусков и ограничений, интеллекта у любой самой дорогой техники тут же становится не больше, чем у фонарного столба.
Привратник чуть шевельнул бронированным яблоком своей камеры, фокусируясь на Серегине, и после некоторой паузы – как мне показалось, неуверенно (быть такого не может) – произнес слова, введшие меня в мертвый ступор:
– Общее опознавание проведено… результат положительный. Высший приоритет, не требующий детального опознания. Опознан Старший Брат…
Люк перед нами распахнулся с такой легкостью и быстротой, будто не было минуту назад сводящей с ума обструкции. Только бравой музыки не хватало для пущего гостеприимства. А этот негодяй привратник еще и добавил, явно имея в виду Серегина, а не меня:
– Добро пожаловать на борт, товарищ…
– …капитан, – скромно подсказал Серегин.
– Добро пожаловать на борт, товарищ капитан, – повторил привратник, – И вы, Елизавета Дмитриевна, тоже, если хотите, можете пройти на борт и приступить к выполнению своих обязанностей.
И это он мне, своему командиру?! Хоть стой, хоть падай! На цветмет пущу железного мерзавца, или, в лучшем случае, на запчасти!!
– Т-с-с-с, – сказал капитан Серегин, – Не ругайтесь, Елизавета Дмитриевна, вам это не идет. У вашего, как вы его назвали, железного мерзавца есть инструкции, и их надо выполнять. Вернемся в лагерь, подойдете к отцу Александру и надеюсь (уж раз пошла такая пьянка), что он вам тоже даст допуск к этой тайне. А сейчас, товарищ штурм-капитан, время не ждет! Давайте, действуйте, – темпо-темпо-темпо!
И завертелось. Я кинулась вовнутрь, в кабину, ибо первым делом надо было брать на себя управление, вводить реакторы в рабочий режим и готовиться к взлету. Тем временем подоспевший прапорщик Андрюша разблокировал грузовой люк и завел в него лошадей… На оружейной консоли замерцали тусклые огоньки, говорящие, что верхняя турель отработала по какой-то внезапно появившейся цели: расход боеприпасов – десять снарядов,
