это недолго. Священник, не прекращая читать «Отче наш», передал кольцо Кобре, та положила его на левую ладонь и прошептала короткое заклинание, после чего визг оборвался, а кольцо вспыхнуло ярким бело-голубым светом и немедленно расплавилось, испустив зловонный дымок и превратившись всего лишь в большую каплю серебра, которую Кобра стряхнула на пол. Одновременно в кабинете заблагоухало так, будто там раздавили очень крупного клопа- вонючку, размером примерно с откормленную крысу. Но тяга в камине и приток свежего воздуха через приоткрытое окно довольно быстро очистили помещение от неприятного запаха.
Тем временем капитан Серегин и Гретхен, которая после обработки сывороткой № 1 стала сильнее иного взрослого мужчины, подняли с пола безвольное тело великого госпитальера и отнесли его на имевшуюся тут же, в кабинете, кушетку. Кушетка предназначалась для того, чтобы прислуга женского пола могла по-быстрому ублажить своего господина прямо в кабинете, не переходя в спальню, а вот сейчас она пригодилась для него же, болящего. Ну что поделать, если старина Густав был таким шалунишкой и обожал женский пол, а жена вот уже семнадцать лет не открывала перед ним дверей своей спальни.
– Так, – сказала Лилия, – мне сразу приводить больного в чувство или проделать все, пока он находится без сознания? В первом случае я смогу контролировать его состояние, во втором все пройдет гораздо быстрее и для него безболезненнее.
– Лучше все же привести папу в сознание, – с сомнением произнесла Гретхен, – а то если он очнется сразу вполне здоровый, то опять может кинуться против нас в драку. Он у меня такой боевитый. А еще он может принять Лилию за новую служанку и сразу потребовать, чтобы она возлегла с ним на ложе. Это он не со зла, просто привык, что ни одна женщина в поместье не откажет ему в своей благосклонности.
– А как же остальные мужчины, ну там слуги и прочие? – спросил Серегин.
– А мужчин среди слуг нет, – ответила девушка, – только евнухи и женщины. Так было заведено в этом доме еще до нашей семьи и так, наверное, будет и после нас.
Серегин только удивленно покачал головой, наблюдая за тем, как Лилия кончиками пальцев массирует виски отцу Гретхен. Минуты через две тот открыл еще мутные от боли глаза и, чуть приподнявшись на ложе, обвел свой кабинет взглядом. Картина, представшая перед ним, была до предела фантасмагорической. Кроме его дочери, которую он до последнего момента считал призраком, в помещении находились еще трое – двое мужчин и одна женщина, в таких же доспехах, с такими же шлемами в руках. Да, теперь он поверил, что это был не призрак, а именно его Гретхен, ибо в том крике, который он услышал перед тем как потерять сознание, было столько дочерней любви и нежности, сколько невозможно подделать никакой магией. Трое из четверых, включая его дочь, были вооружены оружием предков. У Гретхен два маленьких ручных устройства с названием «пистолет» висели в кобурах на бедрах. Еще одна женщина и один мужчина были вооружены чем-то похожим на устройство с названием МП*, но только рубленых ребристых форм, с относительно коротким и толстым стволом квадратного сечения и того же серо-зеленого цвета, что и доспехи. У мужчины, помимо пистолетов и автомата, на поясе дополнительно висел меч-ксифос, излучающий силу и власть, а женщина сама по себе, без всяких железок, была оружием страшной, просто безграничной мощи. Последний из мужчин не имел при себе оружия, но изо всех его пор сочилась божественная сила, по своей природе прямо противоположная силе херра Тойфеля. Тевтоны уже успели забыть, что некогда поклонялись этому божеству и чтили его заветы, возносили ему молитвы в храмах – кто искренне, а кто не очень – и так продолжалось ровно до тех пор, пока им не своротил мозги набок бесноватый Адольф и его присные.
Примечание авторов: *
– Папа, – сказала Гретхен, – не надо, пожалуйста, на меня больше нападать, это ведь я, твоя дочь…
– Да? – сказал испытавший очередной приступ недоверия Густав де Мезьер, приподнимаясь на локтях, – ты очень похожа на нее, но ты не она. Моя Гретхен была хрупкой неуклюжей наивной девочкой, а ты ловкая и сильная взрослая женщина, которая только притворяется юной девицей. Моя дочь умерла, убита и разорвана на части пришедшими из-за края мира злобными демонами, которых преследовал ее отряд, и все что от нее осталась – это моя память. Быть может, ты сама одна из тех демонов и приняла облик моей дочери для того, чтобы втереться ко мне в доверие и вызнать тайны нашего Ордена…
– Падре Александр, – расплакавшись, произнесла молодая тевтонка, – вы же видите, что папа не в себе и все еще бредит. Пожалуйста, сделайте хоть что-нибудь, изгоните из него херра Тойфеля, и тогда с ним снова можно будет нормально разговаривать.
– Возможно, это так и будет, – сказал тот, отстегивая и снимая защитные перчатки, – а возможно, и нет. Но попробовать стоит, ибо моя новообретенная духовная дочь действительно права – пока херр Тойфель присутствует в его сознании, то никакого нормального разговора у нас с ним не получится. Только вот во время ампутации паразита больного надо будет поддержать, иначе он может сойти с ума или вообще скончаться.
– Делайте свое дело, дядюшка, – сказала Лилия, прекратившая массировать больному виски и присевшая на край кушетки так, чтобы положить обе своих руки мужчине на грудь. Только заметивший Лилию (ибо массаж висков он воспринимал как должное) Густав де Мезьер уставился на нее выпученными глазами и произнес нечто среднее между звуками «гы» и «э-э». Но было уже поздно. Место Лилии позади его головы занял отец Александр и, возложив свои ладони ему на виски, вступил с херром Тойфелем в персональную духовную схватку за эту душу. Тело Густава де Мезьера выгнулось как от электрического
