шока, да так, что Лилия, несмотря на всю свою божественную силу, едва смогла удержать на его груди свои ладони. Потом конвульсии стали значительно тише, и вскоре только испарина на лицах и самого полностью расслабившегося пациента, и отца Александра с Лилией говорили о том, что здесь только что проходила экстраординарная процедура изгнания херра Тойфеля.
Вздохнув, Лилия отняла ладони от курчавящейся седым волосом груди Густава де Мезьера и взяла в свои руки его правое запястье, щупая пульс.
– Кажется, все прошло хорошо, – с преувеличенно важным видом произнесла она, – пульс и дыхание у пациента в норме.
– Действительно, – сказал отец Александр, отпуская виски Великого госпитальера Нового Тевтонского Ордена, – все прошло хорошо и, кажется, наш герой просто спит.
И точно – вытянувшийся на кушетке мужчина зевнул, потянулся и стал громко похрапывать…
– Ну вот и славно, – улыбнулась маленькая богиня, – думаю, что нам не стоит его будить, и лучше дождаться, пока он проснется сам. Вряд ли этот сон продлится больше четверти вашего часа.
– Хорошо, – кивнул капитан Серегин, – мы подождем.
Пятнадцать минут спустя, там же, все те же.
Густав де Мезьер открыл глаз, как ему казалось, после долгого и сладкого сна, но, к своему удивлению, обнаружил себя не в спальне, лежащим на пышной кровати в обнимку с парой служанок-цыпочек, а на кушетке в собственном кабинете. При этом присутствующие в кабинете люди были ему категорически незнакомы, за исключением его собственной единственной дочери, которая пропала без вести примерно месяц назад.
– Так пропала без вести или умерла? – спросил себя Густав де Мезьер, удивляясь ясности своего мышления и четкости его формулировок. Если раньше ему приходилось постоянно бороться, отделяя свои мысли от того что нашептывал ему херр Тойфель, то теперь постороннее присутствие исчезло и его мысли текли свободно и легко.
– Смотрите, господа, мой папа очнулся, – сказала девушка, которая не могла быть никем иным, кроме как его дочерью Гретхен. – Папа, папа, скажи, ты меня слышишь?
– Сначала докажи, что ты моя дочь, – упрямо произнес Густав де Мезьер, хотя первоначальный запас недоверия, инициированный херром Тойфелем, уже прошел, и он сейчас чувствовал себя так, как будто вот-вот расплачется, будто слабая женщина.
– Папа, – чуть не плача, сказала Гретхен, – помнишь, как в пятилетнем возрасте я не послушалась тебя и босиком бегала по двору нашего поместья, в результате чего наступила на ржавую железку, пропоровшую мне ногу. Помнишь, как ты сам чистил рану, зашивал ее суровой ниткой, смоченной в крепком вине, а потом сам каждый день делал мне перевязки и повсюду носил на своих руках, потому что я не могла ходить. Вот смотри…
С этими словами Гретхен, расстегнула застежки на левом сапоге, сняла его, потом стянула со ступни термоносок и показала отцу и всем присутствующим старый рваный шрам на розовой ступне.
– Да, – сказал еще немного сомневающийся Густав де Мезьер, – это, несомненно, нога моей дочери, а ты – это она. Тьфу ты совсем запутался. Конечно же, я очень рад, доченька, что ты не умерла, а жива-здорова, но расскажи, кто эти люди, которые пришли с тобой и как так могло получиться, что мы тебя почти что похоронили?
– Погоди, папа, дай обуться, – произнесла Гретхен, балансируя на одной правой ноге, для того что бы обратно натянуть на левую ступню термоносок.
– Обувайся, доченька, – сказал мужчина, садясь на кушетке, – странная у тебя броня. Очень прочная – ведь я не смог даже ее оцарапать острием своего меча – и очень гибкая, раз позволяет тебе проделывать такие штуки, вроде надевания сапога, стоя на одной ноге.
– Да, папа, это так, – сказала девушка, застегнув застежки на сапоге и притопнув им по полу, – но начинать надо совсем не с этого. Дело в том, что я почти умерла и возродилась к жизни только благодаря тем, кто меня чуть не убил. Но я их не виню, ведь это не они охотились за нашим отрядом, а он за ними, но получилось несколько наоборот. Эти люди пожалели тяжелораненую юную девушку и не стали ее добивать, а вместо того избавили ее сознание от присутствия херра Тойфеля, а потом применили все свое врачебное мастерство для того, чтобы вылечить от смерти. Я даже не была пленной, потому что пленных эти люди не берут по определению, мой статус был как у случайной гостьи, которая уже мешает, но и выгнать ее тоже нельзя. Меня кормили, поили, за мной ухаживали, а я все думала о нашем положении своим освобожденным от херра Тойфеля умом, и поняла, что не хочу обратно в это рабство к злому противному мизераблю и более того – я хочу освободить из него весь мой народ. После некоторых размышлений я поняла, что должна поступить на службу в этот отряд, ибо херр Тойфель был теперь не только их, но и моим личным врагом.
– Так, так, дочь, – недоуменно произнес великий госпитальер, – что-то ты меня совсем запутала. Мне сообщили, что ваш отряд преследовал группу демонов, проникшую из-за края мира, но они оказались сильнее, чем рассчитывало командование, и всех вас полностью уничтожили. Твое тело не было найдено и все сочли, что его сожрали дикие звери.
– Кому демоны, а кому и нет, – загадочно ответила Гретхен, – пойми, папа, это люди из плоти и крови, но считай, что каждый из них является могущественным магом, включая одиннадцатилетнего мальчика, но совсем не это является самым главным. Самым главным, папа, является то, что это русские – пойми ты меня, русские! И пришли они сюда за нами, тевтонами – точнее, за херром Тойфелем…
